Принцесса особого назначения

– Ступайте, айсира Катриона, – словно сжалившись, приказал правитель Прайды, – и пригласите вашего отца.

Отец мой был удостоен куда менее продолжительной аудиенции.

В результате нескольких слов, произнесенных кесарем, мое положение при дворе Оитлона кардинально изменилось. О вышивании пришлось забыть, об отдыхе и чтении приключенческих романов также. Отныне началось обучение, соответствующее положению наследницы престола. Обучение с раннего утра и до поздней ночи, и теперь в круг предметов входили и экономика, и ораторское искусство, и риторика, и даже свои записи отец предоставил для изучения. Так прошел год, спустя указанный срок я удостоилась повторной аудиенции у кесаря.

– Отныне все внешнеполитические интересы Оитлона будете курировать вы, – ледяным тоном сообщил Великий Араэден, – на заседаниях Совета Альянса Прайды я также желаю видеть именно вас. Слушайте тех, кто старше и опытнее, делайте выводы и учитесь на чужих ошибках, стараясь не совершать собственные. Вам очень многое дано от рождения, айсира Катриона, но еще больше вы сможете взять сами. Ступайте, и пригласите вашего отца.

Король Оитлона, после опять же скоропалительной аудиенции, вышел из кабинета кесаря несколько бледный, и вот так я узнала, что являюсь полномочной наследницей Оитлона. С одной стороны, меня это несомненно обрадовало, с другой стороны – радовало так же, но отныне у меня совершенно не оставалось времени на что-либо, кроме обучения и ведения текущих государственных дел. И, несмотря на изменение моего положения при дворе, отношение ко мне осталось неизменным – меня ненавидели, презирали и опасались.

Уродина, утырка, отродье, стерва, тварь – это и многое другое мне приходилось неоднократно слышать за своей спиной. Мама, которая теперь была вынуждена уделять мне время, старалась вообще не смотреть на свою старшую дочь. Однажды, еще в детстве, я услышала, как она жаловалась одной из фрейлин: «Не могу, не могу ее видеть, как можно быть настолько отвратительной?! И это чудовище породило мое собственное чрево! Ее глаза, губы, нос, овал лица – все по отдельности не так уж и плохо, но собранное вместе… мне стыдно самой себе признавать тот факт, что Катриона моя дочь! Я смотрю на Лору, и сердце радуется – моя красавица, моя радость, моя гордость, а Кат… неловкая, несуразная, толстая, вечно покрыта этими прыщиками, и взгляд такой, словно обвиняет в чем-то! Как отвратительная жаба!» И, пожалуй, это было самое страшное из услышанных мной оскорблений. С тех пор я старалась и не смотреть на маму, и на глаза ей не попадаться.

А любовные истории, которые я украдкой воровала у Лоры, больше не читала. Противно открывать очередную книгу, а там описывается самая красивая, самая привлекательная, самая… И я стала читать другие книги, и общаться с теми, кто мало внимания уделял моей внешности, потому что, какой бы красивой ни была девушка, но если речь идет о больших деньгах, красота значения не имеет. И мысли о собственном уродстве меня больше не тревожили… до очередного сватовства.

Работа, напряженная, изматывающая, требующая идеального владения собой и фактами, вот что занимало мои мысли с утра и до позднего вечера. Один только Народный Суд чего стоил, а уж заседания Альянса Прайды – это отдельный разговор. И чувство собственного несовершенства, а если откровенно, то уродства, меня посещало лишь во время очередной попытки отца найти мне мужа. В возрасте от семнадцати до восемнадцати моих лет на подступах к трону побывало не менее ста претендентов, и этот ужас возможно продолжился бы, но от кесаря отцу пришло послание: «Не усердствовать», и жизнь моя стала легче. Хотя сложно назвать легкой жизнь, когда каждый день начинается на рассвете, завершается за полночь, а единственное развлечение – это беседы с поваром на кухне, в процессе заедания сладостями мыслей по поводу несовершенства жизни.

Я остановилась и огляделась. Неожиданно поняла, что вся моя прежняя жизнь, несмотря на насыщенность событиями, была унылой! Няня, повар и министр Авер – вот три человека, которые относились ко мне с теплом и участием, но даже они не любили. А шенге любил и любит, такую, какая я есть. Просто любит, не требуя ничего и не заставляя втискиваться в какие-то рамки и устои. «А чего хочет сама Утыррка?» – единственным, кто поинтересовался, чего именно я хочу, оказался лесной орк! Вот он, итог моей двадцатилетней жизни! И идти вперед уже не было никакого желания, взваливать на себя обязанности наследницы Оитлона также не хотелось. Я хочу назад, к шенге и Раргхе. Хочу просыпаться утром с улыбкой и ожиданием чуда или чудес, которых было так много в Готмире. Хочу, чтобы меня любили. Просто любили, не за что-то там, а просто так. Хочу быть счастливой и думать о том, как я могу порадовать шенге, а не о том, как заставить очередного лорда признать факт взятки или заставить гильдии согласиться на мои требования.