Принцесса-рабыня

Так я вышел к месту, где Джон Безумец объединился с несколькими викингами против норманнских рыцарей — святой Джон, я никогда не видел человека, способного наносить такие удары, как этот неистовый берсерк! Он бился полуголым и без кольчуги и щита, и ни щиты, ни броня не могли устоять перед его топором. И тут я увидел Вульфгара — он лежал на куче мертвецов, все еще сжимая рукоять меча, лезвие которого пронзило сердце норманнского рыцаря. Он умирал, его жизнь покидала его в густых малиновых волнах, но он тихо сказал мне: «Направь свой лук, Кормак, против большого человека в кольчужной броне». Затем он умер, и я понял, что он имел в виду Майлза де Когана.

Но в тот момент Джон, истекающий кровью из сотни ран, нанес удар, который перерубил ногу рыцаря в бедре, хотя и защищенную прочной кольчугой, и рукоять топора раскололась в руке викинга, а Майлз де Коган нанес ему смертельный удар. Теперь все скандинавы были мертвы либо бежали, и воины притащили короля Хаскульфа Макторкила к Майлзу де Когану, который тут же отрубил ему голову. Тогда я словно сошел с ума, потому что, хотя и не люблю датчан, но норманнов ненавижу еще больше, и бросившись вперед по истерзанным разорванным трупам, я направил стрелу в сторону Майлза де Когана. Это была моя последняя стрела, и она раскололась о пластины на его груди. Воины поймали меня и подняли высоко, чтобы Майлз смог взглянуть на меня, в то время как я проклинал его на гэльском языке и сломал свои молочные зубы о его кольчугу на запястье.

«Святой Георг, — сказал Майлз. — Это ирландский волчонок Джеффри Бастарда!»

«Убей его, — сказал Ричард де Коган. — Он наполовину гэл — он станет волком O'Брайена».

«Он наполовину Джеффри, — сказал Майлз. — Он станет хорошим солдатом короля».

Ну, они оба были правы, но Майлз проклял тот день, когда помиловал меня. Когда я встретил его снова в бою, годы спустя, я нанес ему рану, оставив рубец на всю жизнь.

Бесплодные бои в бесплодной земле. Сатана, кажется, однако, что теперь мы должны быть вознаграждены за наше усердие. Ты выставил воинов на стенах? Сегодня темная, звездная ночь, и мы должны остерегаться Сулейман-Бея. Ха, мы обманули его! Мы так хорошо все провернули, что станем богаче на десять тысяч золотых! Позже ты сможешь восстановить этот замок, нанять больше людей, купить доспехи и оружие. Что касается меня, я соберу банду отчаянных головорезов и отправлюсь на восток в поисках какого-нибудь богатого города, который можно ограбить.

— Кормак, — взгляд Амори был тусклым и тревожным. — Как ты думаешь, что Сулейман-Бей сделает с этой девушкой Зулейкой, когда поймет, что мы обманули его? Не убьет ли он ее в гневе?

— Нет, — сказал Кормак, сделав глоток. — Он использует ее, чтобы обмануть старого Абдуллу бин Керама так же, как мы обманули его. Если девушка разыграет правильно свою карту, она может стать королевой.

— Кормак, — сказал Амори резко. — Я не могу это сделать.

Норманн посмотрел на него в замешательстве.

— О чем ты говоришь?

Амори беспомощно развел руками.

— Я прошу прощения. Я понял это, когда она была на стене, — я не могу позволить этой девушке уйти. Я люблю ее…

— Что — воскликнул Кормак, ошеломленный. — Ты имеешь ввиду, что хочешь удержать ее и не отдавать Сулейман-Бею? Почему…?

— Я люблю ее, — сказал Амори упрямо. — Это единственное оправдание, которое я могу дать.

Синие искры адского пламени начали мерцать в глазах Кормака. Его пальцы сомкнулись на кубке и смяли его.

— Ты решил обмануть меня, а? — проревел он. — Обмануть меня! Волк укусил волка, так это из-за твоей проклятой похоти? Ты, французская собака, я отправлю тебя стричь ногти дьяволу!

Амори стремительно достиг своего меча, когда Кормак рванулся со своего места, однако гигант ирландец увернулся от стремительного удара, расколовшего тяжелый стол. Прежде чем молодой француз смог освободить свой клинок, толчок одетого в кольчугу Кормака заставил его отшатнуться, а затем он отчаянно забился, мешая железным пальцам норманна сомкнуться на своем горле. Одна из рук Кормака сжала, словно в тисках, кольчужный капюшон Амори на шее, не достав до горла, а другая стремилась ухватить его в смертельный захват. Лицо Амори стало бледным, ибо он видел, как Кормак вырвал горло гиганту турку голыми пальцами, и он знал, когда эти железные руки сомкнутся на его глотке, никакая сила на земле не сможет ослабить их до того, как они вырвут жизнь, что пульсирует под ними.