Принцесса с дурной репутацией

– А разве?… – Я была поражена. Я считала, что все приличные писатели и поэты давно почили на лоне рая. – Я думала, что его светлость, ну, давно умер…

– Нет, благодарение Исцелителю, герцог Альбино жив и вполне здоров. Сегодня он приехал в аббатство и весьма любезно попросил исполнить его желание.

– Какое?

– Он спросил, есть ли среди наших воспитанниц круглая сирота четырнадцати-пятнадцати лет. И если таковая имеется, он просит нас устроить его беседу с нею.

– О!

– Барышня Веронезе, вы – единственная, кто подходит под этот… запрос герцога. Я не стала спрашивать, для чего великому поэту понадобилась эта беседа, но я думаю, намерения его чисты и благородны. И еще я полагаю, что это каким-то образом связано с вашими родителями. Со сведениями о них.

Мое удивление было слишком велико, чтобы я могла что-то сказать. Это же надо, как изменилась судьба! Всего одна ночь в карцере, и я буду удостоена беседы с герцогом. Не просто с герцогом, а с великим поэтом современности!

– Что я должна делать, матушка? – наверное, этот вопрос звучал глупо, но я действительно растерялась. Жизнь сделала слишком неожиданный поворот, и я не была к нему готова.

– Послушница сейчас проводит вас в дортуар. Там вы переоденетесь в парадное платье, его уже приготовили. После этого вас отведут в главное хранилище библиотеки. Его светлость изволит принять вас там.

– Как прикажете, матушка, – все удивительнее и удивительнее! Главное хранилище – это запретная святыня почище Исцелительного Ковчега, что хранится в алтаре главной церкви аббатства. И сейчас я сподоблюсь увидеть его! Даже удивление от предстоящей встречи с герцогом Монтессори ушло на второй план.

– И еще, дитя мое, – настоятельница молитвенно сложила руки. – Возможно, это ваша счастливая судьба. Не упустите ее. Будьте благоразумны и докажите его светлости, что мы не зря обучали вас в пансионе столько лет.

– Конечно, матушка, – я склонилась в реверансе. Предварительно покончив с чаем и печеньем, разумеется.

Пока я за послушницей шла в дортуар, мне казалось, что даже здешние стены шепчутся в такт шагам: «Смотрите, это счастливица Люция Веронезе! Ей выпала удача! Ей выпала удача!»

В дортуаре все воспитанницы среднего класса столпились в углу и молча смотрели, как я подхожу к своей кровати, на которой был разложен мой выглаженный и накрахмаленный парадный наряд. Понятное дело, они мне завидуют, ведь даже имея высокородных родителей, никто из них не удостаивался встречи с великим человеком. Что ж, пусть они запомнят эту минуту тем, что я встречу свою судьбу молча. И ни словом не заикнусь о том, что мне предстоит! Впрочем, я ведь и не знаю, что мне предстоит.

Парадное платье было ужасно жестким от крахмала, стоячий воротник возвышался над моим затылком, как снежная гряда, корсет жал (вот оно, злоупотребление сладостями, права была гадючка Роспа, я толстею!). На одной из перчаток я обнаружила дырочку. Не очень-то красиво в свете встречи с герцогом. Придется эту руку держать опущенной. Кроме того, я терпеть не могу перчатки.

Послушница уложила мне волосы в замысловатую прическу и приколола сверху геннин с вуалью. Для тех, кто не знает, что такое геннин, объясню – это высокий конус из картона, обшитый атласом и бисером. Носить его на голове ужасно неудобно, он тянет волосы, давит на затылок, напрягает шею, и вообще чувствуешь себя в нем, как ощипанная курица. Однако считается, что это красиво, и как тут возразить… Тем более когда меня ждет такая удивительная встреча!

Подобно белопарусному барку, я выплыла из дортуара вслед за послушницей. Теперь мы шли гораздо медленнее из-за моего наряда, от напряжения я почувствовала, как по спине текут струйки пота, и буквально заставила себя успокоиться. Меня ждут, а значит, дождутся, потерпят. Значит, я важна.

Главное книгохранилище, оказалось, занимало целый подземный этаж монастырского корпуса. Здесь было прохладно, коридоры освещались по старинке – факелами, а звук шагов заглушали ковровые дорожки. И еще – тишина. Она царила здесь безраздельно, и только шорох одежд да дыхание мое и моей спутницы можно было счесть признаками жизни.

Послушница остановилась перед большими дубовыми дверями, украшенными затейливой резьбой.

– Я подожду вас здесь, барышня Веронезе, – сказала она и отворила створки. – Герцог желает беседовать с вами наедине.

По моему телу пробежали мурашки. Ух ты! А я боюсь. А я мало чего боюсь, крыс, например…

При воспоминании о крысах что-то как будто щелкнуло у меня в голове, я даже замерла на мгновение. У меня возникло ощущение, будто я только что поняла: я что-то забыла. И это я-то, с моей потрясающей памятью!

Все хранилище было погружено в сумрак, только в центре большая настольная лампа освещала стол и два кресла возле. В одном из кресел сидел человек, однако при моем приближении он встал и пошел навстречу. Мы встретились на границе света от лампы и тени комнаты.

– Здравствуй, дитя, – прозвучал глубокий, густой, как сливки, голос.

– Здравствуйте, ваша светлость, – я присела в реверансе, а потом выпрямилась и посмотрела на него во все глаза.