Дамасо не бахвалился, однако что-то в его позе, голосе и выражении лица заставило Марису думать, что Кирилл не вышел бы победителем в этом гипотетическом поединке воль.
– Почему ты должна с ним считаться?
Она со вздохом упала в ближайшее кресло:
– Потому что от него зависит, будут у меня деньги или нет. Все просто.
В последнюю пару месяцев, после смерти Стефана, она могла думать только о нем. Ей приходилось каждый день бороться с черной пеленой боли и прилагать все усилия, чтобы не показывать этого на публике.
Теперь же каждый цент был под контролем двора. Как ей найти новый дом и обеспечить ребенка всем необходимым, если все, что ей принадлежало, у нее отняли?
Мариса прикусила губы, чтобы они не дрожали.
– Он пригрозил, что перестанет выплачивать тебе содержание? – обыденным тоном спросил Дамасо.
– Да, именно это он и сделал. Перестал выплачивать мне содержание, как ты выражаешься, хотя вообще-то это капиталы, доставшиеся мне от родителей. Кроме того, он угрожает конфисковать все мое имущество, включая личный счет.
Огонь ярости зажегся в глазах Дамасо.
– По какому праву?
– В Бенгарии король может контролировать финансы всех членов семьи, если захочет. Это вполне легально, хоть и неэтично.
Что, впрочем, никогда не смущало Кирилла, если вело к его цели. Интересно, он правда хочет, чтобы она вернулась, или это его изощренная месть за ее непослушание?
Дамасо сел в соседнее кресло и посмотрел ей в глаза:
– Со мной ты не будешь ни в чем нуждаться.
– Я не с тобой! Если помнишь, я не давала тебе согласия на брак.
Ее сердце, казалось, сейчас выскочит из груди. Выражение лица Дамасо было непроницаемо. Он ничего не ответил – но это и не было нужно. Перед ней сидел человек, который привык получать то, чего хочет. Сейчас он хотел ее. Вернее, ее ребенка.
Мариса скрестила руки на животе, словно бы защищая еще не родившееся существо.
И Дамасо, и Кирилл хотели ее контролировать – каждый со своими целями. Мотивов Дамасо она полностью не понимала, но с Кириллом все было ясно: в ее ребенке текла королевская кровь, и его появление могло нарушить какие-то сложные планы.
– Тогда пойди и найди работу, – раздраженно произнес Дамасо.
Этим тоном с ней обычно говорили люди, которые ничего о ней не знали, но верили всему, что прочтут в прессе. Мариса собиралась ответить привычным высокомерием, однако что-то ее удержало.
– Ты думаешь, я не пыталась? – В ответ на его удивленное лицо она дернула плечом и отвернулась. – Кто будет принимать меня всерьез после всего, что обо мне писали? Особенно когда журналисты начинают осаждать мое место работы, высмеивать работодателя и делать ставки, сколько я еще продержусь?
Мариса вздрогнула, вспомнив о том, как ее надежды вновь и вновь превращались в прах. Одна неудача тянула за собой другую. Репутация повсюду следовала за ней: дилетантка, гуляка, не способная ни на что серьезное. В последний раз, когда она работала в школе для детей с отклонениями, журналисты просто встали лагерем у ворот, и кончилось тем, что директор попросил ее больше не появляться.
– Не думай, что я бездельница, – сказала Мариса дрожащим голосом, и это напугало ее саму. Независимость – все, что у нее осталось. Она слишком долго за нее сражалась, чтобы сейчас сдаться.
Она резко вскочила на ноги – нужно было размяться и подумать. Однако Дамасо вдруг вырос перед ней и схватил ее за запястье.
Он посмотрел в ее бледное лицо, заглянул в глаза, потемневшие и потерявшие свою яркость, и ощутил в ее руке легкую дрожь. Мариса медленно подняла подбородок, словно отгораживаясь от него. Однако он внезапно осознал, что за ее холодным высокомерием скрывается целый океан боли и одиночества.
Дамасо идеально умел считывать эмоции. В детстве он пользовался этим умением, чтобы угадать, кто из взрослых на улице подаст ему монетку, а кто оттолкнет.
Сочувствие – вот чем объяснялось его желание обнять ее, крепко прижать к себе и укрыть от всего мира. Под ее глазами лежали тени, и у нее не получалось полностью скрыть дрожь губ. Раньше Дамасо бы этого не заметил, но теперь, после серии откровений, он понимал, что Мариса, принцесса Бенгарская, намного более ранима, чем думает большинство, и дело не только в потере денег.
Дамасо немного ослабил свою стальную хватку:
– Что бы там ни было, сюда он за тобой не дотянется.
Он хотел ободрить ее, но ощутил, как она напряглась:
– Я не сказала, что остаюсь.
Ярость охватила Дамасо: он отказывался от будущего, где его ребенок растет без него!
«Его ребенок». Эти слова были словно луч света в темноте его души. Раньше он не думал, что захочет быть с кем-то связан, но сейчас нутром чувствовал, что должен занять место в жизни своего ребенка. У него будет отец, будет семья. Он не будет одинок и заброшен. Не будет ни в чем нуждаться.