Принцесса с револьвером

Это явно понимал и Генри, поскольку прятал девушку все более тщательно, уже и в коридор вагона не выпускал ее в одиночку, особенно на стоянках, провожал куда угодно и сторожил, как верный пес, не доверяя это уже и настоящим собакам. Гром и Звон все время были настороже, как велел хозяин, но его и это не устраивало: он приказывал псам ложиться поперек двери в их клетушку, называвшуюся купе, так, чтобы любой вошедший без спросу непременно напоролся бы на зубы, не уступавшие остротой зубьям капкана.

Сам Генри, отдохнув за несколько дней, стал выглядеть немного лучше: пропали вечные темные круги под глазами, физиономия сделалась не вовсе уж изможденной. Только вот крашеные его волосы принялись линять, и теперь он даже в огневозе предпочитал не снимать шляпы: пестрые пряди привлекали к себе слишком много внимания…

Это была очередная стоянка. Генри вывел наружу Грома, оставив Звона охранять принцессу: пес привычно лежал у двери, насторожив уши – снаружи творилось какое-то непотребство. Кто-то садился в соседний общий вагон, да с таким шумом и гамом, что Мария-Антония нахмурилась: в ее времена даже простолюдины не позволяли себе так вести себя!

В купе сунулся Генри, свистнул Звона – прогулка на сей раз оказалась очень короткой – и снова исчез. Мария-Антония решила приберечь вопросы до окончательного его возвращения, но спрашивать не потребовалось.

– Скототорговцы, – выдал он, вернувшись и устало упав на лавку. – Целый вагон. Даже в нашем несколько купе заняли. Тони, я тебя умоляю, не высовывайся ты наружу…

– Ни по какой нужде? – не удержалась принцесса.

– Без меня – ни по какой, – серьезно ответил он. – А лучше бы и со мной не выходить. Они пьяные все в стельку, а бабу… прости, женщину чуют за сто миль: они ж их полгода не видели, а телка за бабу не считается… – Генри помолчал. – Нет, ясно, если приспичит, тут уж никуда, но только мне скажи, я провожу. Опасно.

– Я скажу, – заверила девушка. Ей не нужно было объяснять, что такое пьяные мужчины, разделавшиеся с долгой и тяжелой работой и отправляющиеся на заслуженный отдых. – Не беспокойся.

В этот вечер уснуть не помогал даже ставший привычным уютный перестук колес, так гомонили подвыпившие фермеры, а еще постоянно ходили туда-сюда по вагону, и проводник не брался их утихомиривать: может, боялся, а может, ему приплатили за беспокойство… Только за полночь – начавшая расти луна показалась в темном прямоугольнике окна – Марии-Антонии удалось задремать. Генри давно спал, отвернувшись лицом к стене и накрыв голову подушкой: виднелся только нестриженый затылок да загорелая шея. Ему не привыкать было ночевать и не в таком шуме!

Мария-Антония вздохнула: было душно, даже собаки тяжело дышали, вывалив языки, – за день вагон накалился на солнце, а ветер был таков, что задувал весь дым прямо в окно, поэтому Генри его и прикрыл. Вряд ли ветер уже переменился, но девушка была готова скорее терпеть дым, нежели духоту. Будить спутника ради такого пустяка не хотелось, и принцесса попыталась сама приподнять раму. Это удалось ей не с первой попытки, но наконец свежий ветер ворвался-таки в тесное купе.

Удовлетворенно вздохнул Гром, Звон перестал пыхтеть и положил голову на лапы. Принцесса прилегла на свой лежак, подставив лицо струе воздуха, несущего запах дыма и прерий, ставшего уже привычным и почти родным, потерла запястье – зацепилась рукавом, когда пыталась открыть раму, – и провалилась в сон.

Сон ее был короток и тревожен: трубили рога, вызывая на битву, и шум сотен голосов сливался воедино, и топот тысяч ног эхом отдавался среди древних стен… Тот, кто должен был пробудить зачарованную принцессу, шел с войной, ибо не ему, совсем не ему родичи предназначали заколдованную девушку, но он решил сам и хотел взять ее силой. Вот откуда этот грохот и звон, и равномерный стук – это, должно быть, таран бьет в ворота!

Мария-Антония открыла глаза: кругом было темно. Лежать было жестко, и, пощупав под собою рукой, она поняла, что это не более чем обычная лавка, едва прикрытая вытертой тканью. На ней было не платье, а какие-то обноски, а на соседней лавке похрапывал, должно быть, ее сторож. И сверкнули в полутьме собачьи глаза, стоило девушке спустить ноги на пол: ее охраняли, и охраняли хорошо!

«Это не враг, враг бы связал меня или бросил в темницу, а это всего лишь тесная комната, да и сторож крепко спит, – пронеслось у нее в голове. – Должно быть, это мои родные решили спрятать меня, переодев крестьянкой, а раз так…»

Сторож действительно не проснулся, даже когда она встала, и это лишь уверило принцессу в ее правоте и обрадовало: она не хотела убивать спящего. Собаки не должны были тронуть ее, они охраняли от пришельца, которого так боялись ее родители, и это оказалось правдой: Мария-Антония спокойно переступила через одного пса, потом через другого, но те лишь проводили ее взглядами и беспокойно заскулили, но остались лежать.

Она, повозившись, открыла дверь, удивляясь, отчего это пол под ногами вздрагивает, будто там, в подземельях, работают в своих кузнях маленькие цверги!