Принцесса с револьвером

Он глянул в небо, высокое, какое бывает только в это время года над прерией… Над Территориями, напомнил он себе, не время расслабляться. Тут еще спокойно, а чуть дальше – спать не придется. Собаки не всегда оберегут, в этом он не солгал.

– Что ж. – Принцесса снова что-то обдумывала, очень сосредоточенно. – Я опасалась, что за эти годы все стало только хуже. Ты знаешь, быть может, в мои годы начались войны за веру?

– Так, слыхал что-то…

– В моих краях не мешали никому, – сказала она. – Лишь бы не вздумали людей в жертву приносить, а так – всякий сам себе судью выбирает. Нас не успели тронуть, а до соседей уже добрались, там… неладно было. Это от них сбежал мой наставник, он не хотел отрекаться от всего, во что верил, ради части целого. Ему повезло, добрые люди вытащили его из темницы, он не мог ходить. – Девушка подняла на Генри холодные глаза, сейчас казавшиеся того же цвета, что и раскаленное небо над прерией. – Он больше никогда не смог встать на ноги. Это ревнители истинной веры заставляли его сказать «да», а он говорил «нет». Мой отец очень его уважал, – добавила она вдруг и снова замолчала.

Генри только помотал головой и снова стал смотреть по сторонам. Что же это было за королевство? Он мало что знал о древних временах. Рассказывали о том, что власть церкви была везде и повсюду, что ее боялись, что… А выходит, оставались такие королевства. Маленькие, крохотные даже. И что был за человек отец Марии-Антонии (ну не получалось у него называть ее Тони, даже в мыслях!), если приютил сбежавшего от церковного суда тоува и еще… уважавший его? И что собой представляет она сама? Так не разобрать, это он понимал. Куда уж ему! Хорошо, если Хоуэлл разберется, и как знать, во что это выльется…

5

Ехали молча до самого вечера: принцесса не выказывала ни малейших признаков усталости, лишь единожды попросила напиться, и только. О лучшей спутнице можно было только мечтать, но Генри не обольщался: неизвестно, насколько ее еще хватит. Может быть, только на сегодняшний день… А ведь они пока в достаточно безобидных местах, дальше же придется нелегко, и как объяснить девушке, сроду не слыхавшей о Территориях, на что нужно обращать внимание, а на что лучше вообще не смотреть, Генри не знал. Сам он как-то обучился, ему везло: не вляпался ни в одну из особенно опасных ловушек по малости лет, потом свел знакомство с делакотами, удрал из дому и полгода прожил с племенем, вернулся, был нещадно порот отчимом (в который уже раз)… Выдрав чадо для порядка, отчим вздохнул и велел непутевому взять коня, какой приглянется, и отправляться на все четыре стороны. Понял, что такого не удержать насильно, пускай уж… Ну и напутствие дал, конечно, в духе «убьешься – домой не приходи!». Мать, понятно, поплакала, куда без этого: Генри удался в отца, а тот сгинул без вести как раз на Территориях, тоже все рвался невесть куда. Генри особенно не рвался, он был достаточно осторожен, да и от делакотов много чему научился. Те-то в прерии спокон веку живут, к Территориям отнеслись как к неизбежному злу, притерпелись, знали, что к чему… Белокожего подростка, посмеиваясь, обучали наравне со своими, и он был не хуже местных сверстников.

Взятого дома коня он вскоре сменял на беспородного, лохматого и небольшого, но быстроногого, как у всех в прерии, свел знакомство с другими племенами, перебрался к сиаманчам, потом снова вернулся к белым, но старых друзей не забывал. И те его помнили. Они всегда всех помнят. Прерия тоже помнит всех, вот, наверно, почему Генри ее любил. Эта земля и это небо помнили его отца, которого он никогда не видел. Отчима он любил и уважал, тот был хорошим человеком, хозяйственным, ферму отстроил отменную, у сестер приданое было такое, что городские невесты от зависти чуть не вешались, и мать он любил… Одного в нем не хватало Генри – легкой сумасшедшинки, той, что тянула в прерию, в Желтые царства, в Московию, где, говорят, чужестранцев любят сажать на кол ради забавы… Генри, правда, туда не собирался. Ему хватало здешних мест, и он считал, что лучше их быть не может.

– А вот тут и остановимся, – сказал он и спрыгнул с коня.

Здесь он ночевал по пути к замку, вот еще видны следы его кострища: тут он особенно не скрывался, следов не маскировал.

Принцесса молча спешилась, встала, держа кобылу в поводу. Придумать бы ей занятие, но какое? Палатку она не поставит, готовить вряд ли умеет… Пришлось обходиться самому, но это Генри было привычно: он быстро расседлал лошадей, стреножил и пустил пастись, поставил палатку – не под открытым же небом ее высочеству ночевать! – занялся костром… Дальше с топливом будет скверно, да и тут уже, считай, ничего нет, хорошо, прихватил пару вязанок хвороста с той стоянки!

– Это что? – заинтересовалась принцесса, наблюдавшая за ним.

– Огнекамень, – ответил он, показал на раскрытой ладони. – Тоувы придумали. Вроде кремня и кресала, только вот… видишь? – Он чиркнул и зажег огонек. – Не гаснет сразу. Под любым дождем горит. Удобная штука.