Принцесса Торн

Рэнсом уставился на меня со своим фирменным выражением лица «лучше-бы-я-находился-где-нибудь-еще», ожидая, что я продолжу.

– У меня есть настоящая работа, и она очень важна для меня. Вопреки твоему мнению, я не какая-то легкомысленная наследница со знаменитыми подружками-подростками. Понятно?

Он сунул контракт в портфель и проигнорировал мои слова, что, как я полагаю, было лучше насмешки в лицо.

Пройдя по огромным коридорам моего особняка, он исчез, как призрак из сказок, которые мама запрещала мне читать с наступлением темноты.

– Как думаете, где в этом году будет проходить фестиваль «Сандэнс»[16]? – задалась вопросом Нектарина, или НеНе, когда мы сидели в «Бейкерсфилд», новой пекарне на Родео Драйв. Она откинула набок лавандовые волосы, открыла оранжевый пузырек с таблетками и запихала в горло успокоительное.

Рэнсом сидел сбоку, за столиком рядом с нами, и работал на своем ноутбуке с таким видом, будто хотел прикончить всех, кто находится в заведении. Я очень остро ощущала его присутствие, поэтому заметила, как его пальцы замерли над клавиатурой. Он явно слышал словесный поток НеНе.

– Там, где он проводится каждый год, – натянуто ответила я. – В «Сандэнс».

НеНе надула губы, прокручивая соломинку в холодном кофе.

– Я думала, это как с Олимпийскими играми.

– Это бы имело смысл, если бы Олимпийские игры проводились только в Греции, – заявила вторая моя собеседница, Тара. Она подергала свой пепельно-русый шиньон, придав ему нарочито растрепанный вид.

Тара – стройная супермодель. Я могла с уверенностью сказать, что мы трое никогда не вели познавательных или интеллектуальных бесед, но часто проводили время вместе. Рекламодателям нравилось наше совместное влияние на рынок. Тара приводила аудиторию, помешанную на моде, Нектарина – любителей макияжа, а моей специализацией были девушки Среднего Запада в возрасте от восемнадцати до двадцати четырех лет.

Однако я не могла назвать Тару и НеНе своими подругами. Они почти ничего не знали о моей жизни. Да и не нужно было им знать. Все, что я делала на наших встречах, это рассказывала, как тусовалась с Келлером, и выкладывала сторис о своих подарках в социальных сетях.

Ноздри Рэнсома раздувались, пока он продолжал работать на ноутбуке. Было очевидно, что он считает, будто мы втроем попусту тратим кислород.

– Что еще у вас нового? – Я перевела разговор в другое русло, сделав глоток своего капучино без молока. Мне нужно было найти более безопасную тему.

– Ну, кажется, я завязываю с наращиванием ресниц. Видела этот документальный фильм… – начала НеНе.

– О господи, я тоже! – вмешалась Тара. – Он такой грустный. Та девушка никогда больше не сможет даже накрасить ресницы.

– Знаете, что бы помогло отклеить ресницы? – горячо принялась рассуждать НеНе. – Ацетон. Это дерьмо удаляет что угодно!

– В том числе и зрение… – пробормотала я себе под нос.

Я бросила еще один недовольный взгляд на Рэнсома, который посмотрел на свои роскошные часы. Раньше я никогда не чувствовала себя неловко в компании Тары и Нектарины. Теперь же все изменилось. Мне претило, что одно его присутствие словно обличало меня. Внезапно я стала осознавать, насколько пуста моя жизнь. И мне это совсем не понравилось.

Пока мы наслаждались отдыхом в «Бейкерсфилд», нас снимал фотограф, которого мы пригласили с одного из посредственных сайтов желтой прессы. Или, по крайней мере, делал вид.

– Небольшое замечание, Хэл-Пэл, – промурлыкала Тара. – Все мы видим, как ты засматриваешься на мистера Позера на три часа.

Она говорила о Рэнсоме. У меня свело живот. Настало время признаться. Рано или поздно они все равно узнают.

– Вообще-то, – я прочистила горло, – он мой телохранитель.

– Охренеть. Замолчи. – НеНе хлопнула себя по груди, будто это национальные новости.

– С радостью. – Я вздохнула. – Все, что я скажу, этот парень использует против меня.

Я украдкой посмотрела, не показалась ли Рэнсому смешной моя колкость. Выражение его лица оставалось беспристрастным.

– Он великолепен, – восхитилась НеНе. – Где ты его нашла? В агентстве Форда?

– Он не женат? – подключилась Тара. – Богат? Его «Ролекс» подтверждает это, но должность заявляет обратное.

Рэнсом слушал весь разговор. Мои так называемые подруги настолько привыкли обсуждать своих сотрудников, находясь с ними в комнате, что забыли о том, что люди могут их слышать. И что это имеет значение. У меня запылали щеки. Точно перед лицом поставили зеркало, и меня вдруг настигло осознание, что я отнюдь не красавица. Я чудовищное существо.

– Не знаю его финансового положения, и, честно говоря, мне без разницы, – сказала я, поддерживая разговор, несмотря на металлический привкус во рту. – Мы не настолько близки. И не обсуждаем наши финансы.

– Эй! Йу-ху! Чувак-телохранитель! – НеНе наклонилась над соломенным стулом, неистово махая ему. На ней было крошечное, невероятно цветастое платье, и она улыбалась ярко-розовыми губами. – У тебя есть имя, или как?

Рэнсом полностью проигнорировал ее. Он просто продолжал работать на своем ноутбуке, не обращая внимания на наш столик. Идиот.