Принцесса в академии

– Озриэль, я тебя люблю, – выпалила я и, воспользовавшись тем, что он оцепенел, торопливо продолжила: – Знаю, что подобные признания не делаются вот так и что мои слова могут показаться странными в свете поисков жениха, но это правда! Я не говорила тебе об этом, потому что не хотела мешать вам с Эмилией, а потом оказалось, что никаких вас и нет! Конечно, мои откровения сейчас как гром среди ясного неба, мы ведь с самого начала определились, что будем только друзьями, но я готова бороться за твою любовь, и…

К нему наконец вернулся дар речи.

– Как ты могла? – возмутился он.

– Конечно, нужно было тебя подготовить, а не так с хо– ду и…

– Нет, это я тебя люблю! – перебил Озриэль. – И должен был сказать об этом первым!

– Значит, я поторопилась?

– Или я опоздал.

– Поправьте меня, но разве это не то, что называют «взаимная любовь»?

Мы одновременно повернулись в сторону темного угла на стыке стены и перил, откуда раздался этот голос.

Паук просеменил вперёд.

– Магнус, что ты… вы здесь делаете?

Поправка относилась к Арахне, которая выпорхнула вслед за ним и зависла рядом.

– То же, что и остальные: ищем уединения. Но все парочки Потерии, похоже, ждали именно этой ночи, чтобы признаться в своих чувствах, – проворчал он. – На террасе сегодня не протолкнуться

Бабочка ласково погладила его крылом, и паук смягчился:

– Ладно, ты права, любовь моя, найдём уголок поукромнее. А им ещё о многом предстоит поговорить…

Они прошествовали к выходу. Уже занося лапку за порог, Магнус будто бы невзначай обронил:

– Ты ведь ни о чем не забудешь ему рассказать, Ливи?

– Конечно нет! – ответила я, возмущенная его намеком.

Когда парочка удалилась, ифрит поднял брови:

– Что он имел в виду?

Я вздохнула. Тут бы управиться с объяснениями до рассвета… Но прежде мне хотелось прояснить самый волнующий вопрос, поэтому я покачала головой.

– Об этом чуть позже. А сейчас ответь: ты правда меня любишь? То есть правда-правда?

– Конечно! – смутился Озриэль. – Жаль, я не могу сказать об этом красиво, ну там стихи прочитать или песню, как Индрик, сочинить. В общем, не рассказывать же, что у меня сердце готово выпрыгнуть из груди, когда тебя вижу, и ноги становятся ватными… и все слова забываю, и что твои волосы пахнут ромашкой и лимонником… ну вот, кажется всё это и сказал. А если описывать точнее… помнишь своё ощущение, когда выглянула из окна жилой башни?..

Ещё бы! Такое разве забудешь: дыхание перехватывает, перед глазами все вертится, а к животу словно привязали веревочку и дернули, и ты падаешь-падаешь…

Я кивнула.

– Вот примерно так, – заключил Озриэль. – Только как будто живу не на третьем этаже, а на двадцатом.

Моё сердце заколотилось где-то в горле. Упоение срочно требовало выхода.

– Я чувствую то же самое… значит, это и правда любовь! Та, что случается один раз и навек. Любовь, которая преодолевает все препятствия, о которой пишут в романах и слагают легенды! Мы пронесем её через всю жизнь и, конечно, состаримся вместе…

– Об этом ещё пока рано…

– …и все будут смотреть на нас, стареньких, и умиляться…

– Только не надо про одновременную смерть. Меня всегда пугал этот пункт.

– …и будем, как те гоблины с ромашками!

– Какие гоблины? – опешил Озриэль.

– Неважно! – Следующий вопрос сам собой сорвался с языка: – А когда это произошло? Когда ты понял, что влюбился?

Если уж выяснять, так всё сразу!

Он облокотился о перила, взял мою руку, перевернул ладошкой кверху и принялся рисовать на ней узоры.

– В самый первый день, во время разговора в таверне… – начал он.

– Так, значит, прямо тогда?!

– Нет, погоди. Тогда ты мне просто очень понравилась. Так вот, после «Наглой куропатки» я отправился на занятия, после них заскочил на репетицию к Индрику, немного послушал новые песни и вернулся в жилую башню. Там подготовился к занятиям на следующий день и устроился почитать перед сном «Фантастические приключения невыдуманных монстров», потянулся за оставленным на столе сэндвичем с опятами… и вдруг понял, что влюбился.

– Получается, это произошло между первым и вторым взглядами?

– Получается, что так, – согласился Озриэль и в свою очередь полюбопытствовал: – А у тебя?

– А у меня зрение оказалось похуже… на целую неделю. Или, может, всё дело в отсутствии сэндвича с опятами?

Мы одновременно хохотнули, а потом он начал выводить на моей ладони знаки бесконечности. И если до этого было щекотно, то теперь вдруг стало горячо, аж кожу защипало.

– Раз уж мы прояснили все вопросы…

– Почти все.

В голове пронеслась тень Якула Кроверуса.

– Я имел в виду все главные… – Он вопросительно посмотрел на меня.

– Да, их прояснили, – согласилась я. – Осталось так, по мелочи…

Ну, дракон, конечно, не совсем мелочь, но что может быть важнее обретения настоящей любви?

– Тогда как насчет того, чтобы мм… приступить к следующей части?

– Поцелуям? – уточнила я.

– Ага.

Вместо ответа я положила руку ему на грудь. Нас окружал каменистый пейзаж, но на меня вдруг повеяло ирисами…

Озриэль снял с моей головы карнавальную диадему, положил на перила и прошептал:

– Так гораздо лучше.