Принцесса в лопухах

– Ну и хорошо, – повеселела девушка. – А то Степан уже расстраивался. Говорил, если эти полоумные не согласятся, тогда, мол, тебе, Таня, придется одной весь день здесь торчать. А я боюсь! Вот Степан и вызвал вас, чтобы я не боялась, – девушка потупилась и добавила: – Он вообще так ко мне относится...

Аллочка скривилась:

– А если бы вы знали, как он ко мне относится!

Девушка в изумлении вытаращила свои кукольные глазищи.

– А чего же вы боитесь? – спросила ее Гутя, желая перевести разговор в иное русло. – Тут ведь и охрана, и кнопка тревожная. Чего бояться?

Девушка красиво уложила подушки и на вопрос не ответила. Вместо этого она вдруг обернулась к женщинам и весело предложила:

– Пойдемте в кухню, я вас чаем угощу. Там еще, кажется, конфеты есть, печенье...

Пойти в кухню согласились все и сразу. Все же как-то неуютно было находиться в этом когда-то светлом и веселом доме сейчас, когда с его хозяевами происходили такие страшные события.

Девушка распоряжалась легко и уверенно:

– Вот... садитесь сюда, здесь удобнее... Наша Петровна-то сейчас не приходит, поэтому уж мы сами.

– А что, Петровна уволилась? – спросила Варька.

– Нет, – мотнула головой Таня. – Только что ей здесь делать? Она просила сразу позвонить, если кто-то из хозяев объявится. Ну, если Жанна Игоревна приедет или Кирилла Андреевича вдруг выпишут. А так – зачем она здесь зря топтаться будет? И садовник наш, Никитич, не появляется. А у него, между прочим, дел невпроворот. Вон сколько листвы нападало!

– А где Надя – бывшая горничная? – вспомнила Гутя.

– Надя... а кто такая Надя? – вытаращилась Таня. – Это та, что ли, вместо которой теперь я работаю? Так она давно уволилась. У нее жених – военный. Его перевели куда-то на кудыкину гору, и она – за ним, как декабристка. Но я с ней лично знакома не была, это мне уж потом Петровна рассказала... Да вы пейте, пейте! И вот это печенье ешьте. Ой, оно такое вкусное, я уже целый килограмм, наверное, съела.

Женщины налегали на печенье, на конфеты, а вопросов еще оставался – целый вагон.

– И что же, няня Машенькина теперь тоже не появляется? – как бы между прочим поинтересовалась Аллочка.

Таня на нее даже руками замахала.

– Да как же она появится?! А если Кирилла Андреевича выпишут? Он же видеть ее не может! У него ведь сразу еще один инфаркт образуется!

– Это с чего же? – насторожилась Гутя. – Он думает, что это няня виновна в... гибели Машеньки?

Таня пожала плечиками:

– Не думает, конечно, но... А почему она спала, когда с Машенькой такое случилось?! Вот если бы она всю ночь глаз не смыкала!..

– А ты сама-то пробовала – глаз не смыкать всю ночь? – хмыкнула Гутя. – И чтобы не единожды, а несколько дней подряд? И чтобы утром опять быть каждую минуту начеку? Не пробовала? А у меня когда-то такое было. Правда, Варька спокойной была, но... честно говорю – раза два засыпала прямо с ней на руках.

Девчонка опустила глаза и уже совсем другим тоном проговорила:

– Да мы и сами знаем... няня Валя не виновата ни в чем, она так над этой Машенькой тряслась! Она даже на родителей покрикивала, если те что-то не так делали.

– А что они делали не так? – встрепенулась Аллочка.

– Да так, по мелочи... То Кирилл Андреевич поздно с работы придет, и уж так ему с дочкой потетешкаться вздумается, а тетя Валя не разрешала. «Вы, – говорит, – сейчас нарадуетесь и бревном спать рухнете, а ребенок полночи только успокаиваться будет». Или еще Жанну Игоревну ругала, что та слишком много сладкого Машеньке позволяет. А у Маши уже даже зубки стали портиться. Но это так... она же правильно все говорила, правда?

Гутя кивнула. Действительно, все, что сказала Таня, скорее, подчеркивало настоящий, серьезный подход няни к воспитанию девочки, нежели уличало ее в чем-то...

– А где сейчас няня Валя?

– Дома, ее сначала в милицию забрали, а потом отпустили... а она даже и не выходит никуда. Петровна к ней бегала, так, говорит, на ней лица нет, – вдохнула Таня и, понизив голос, сообщила: – Ее же в подозреваемые записали! Да-а, говорят, что ребенка отравили, а рядом с Машей только она и находилась. Но, видимо, милиция и сама жутко сомневается, потому что – почему она тогда в детской уснула, если отравить девочку хотела? Сбежала бы. И еще говорят, что у нее никаких мотивов не имелось. Но все равно – запретили ей выходить из дома.

– Наверное, просто не разрешают выезжать из города, – поправила ее Варька.

– Ну, или так... – легко согласилась Таня и вдруг подскочила: – А что же я сижу? У меня же еще мороженое есть! Это мне Степа купил. Он у меня тоже так мороженое любит!

Гутя заметила, как мгновенно набычилась сестра, и быстро спросила:

– Танечка, а к Назаровым вчера или позавчера никто не приходил?

Танечка вытаскивала мороженое из морозилки и таращила глаза: