Принцесса Ватикана. Роман о Лукреции Борджиа

Однажды вечером устроили пир. Пока все ели, Чезаре засунул руку под стол и ухватил меня за бедро. Я чувствовала его прикосновение через парчу юбки, а Джованни тем временем размышлял над новостью о смерти молодого герцога Милана, которого много лет удерживал в плену его дядюшка Лодовико Моро. Ходили слухи, что его отравили по приказу Моро. И теперь Лодовико Моро, официально получивший герцогский титул, беспечно отрекся от прошлого предательства и переметнулся от французов к Священной лиге моего отца, чем опять поставил моего мужа в затруднительное положение.

– Лодовико Моро трудно в чем-то винить, – заметил Чезаре. – Теперь, став официальным правителем Милана, он должен возместить убытки. Он знает, что предприятие Карла закончилось катастрофой: французы со своей артиллерией могли захватить Неаполь, но, похоже, они не приняли во внимание тайное сопротивление городских борделей. Как там они называют эту болезнь? – Брат вытянул губы. – Ах да. Mal de Napoli[54]. Хотя это можно назвать французской болезнью, потому что никому не известно, кто принес ее первым. Между забавами со шлюхами и обработкой появляющихся язв французы поняли, что на этом гостеприимство закончилось. Больше никаких разговоров о Крестовом походе против турок! – Чезаре рассмеялся. – Они теперь думают, как бы оставить свои болячки здесь и унести ноги домой. – Он посмотрел на Джованни. – Какая ирония судьбы, правда? Теперь Лодовико Моро боится, что французы могут пополнить запасы провизии для перехода через Альпы, ограбив его владения.

– Что я могу сделать? – Джованни от расстройства ничего не замечал, а я потягивала вино, чувствуя пальцы Чезаре, словно паучьи лапы, на своей ноге. – Это письмо его святейшества… – Он вытащил бумагу из колета. – Здесь сказано, что я должен выполнить условия моей condotta, заключенной с Римом, применительно к лиге, хотя я, безусловно, должен спросить разрешения у моего дядюшки Лодовико Моро, поскольку я его вассал. Но его святейшество грозит мне отлучением, если я откажусь.

– Ранее его предупреждения тебя не останавливали.

Услышав издевку в голосе моего брата, Джованни замер. Я оттолкнула стул и извинилась.

– Так быстро? – сказал Чезаре. – Какая жалость! Я думал, мы еще потанцуем. Мы давно не танцевали с тобой, сестра. С твоей свадьбы, кажется.

– У меня болит голова, – пробормотала я.

Мне казалось, что все мои преступные чувства отражаются на лице. Воспоминание о его руке жгло мое бедро, как удар хлыста.

– Головные боли в твоем возрасте? – буркнул мой брат, и на этот раз Джованни не упустил из виду мое замешательство. – У молодых жен не должно быть таких недугов. Если они появляются, то причина в нарушении баланса жидкостей тела, а поправить его может только некоторая порция любви.

Его намек будто завис в воздухе. Невероятная храбрость! Неужели он и в самом деле хочет, чтобы все знали о его желании попасть в мою постель?

– Безусловно. – Голос Джованни был зажат, как кулак. – А потому она должна удалиться и ждать, когда ее муж сможет предоставить упомянутую любовь.

Ничто в манерах Чезаре не изменилось, но я почувствовала, что от него вдруг стала исходить угроза.

– И я полагаю, – сказал он Джованни, – его святейшество предпочел бы, чтобы ничего такого ее мужу не пришло в голову.

Я не стала дожидаться продолжения этой словесной дуэли. Спеша прочь вместе со своими дамами, я по испуганному лицу Пантализеи поняла: она видела и слышала достаточно, чтобы догадаться о моей тайне. Я добралась до своей комнаты и задумалась: закрывать ли дверь на задвижку? Джованни не оставляет свои угрозы без последствий, и когда он появился за полночь, покачиваясь от чрезмерных возлияний, я встретила его, высоко подняв голову. Теперь он будет делать свое дело так, чтобы я видела его глаза.

К моему удивлению, он не перешагнул через порог, а только проговорил заплетающимся языком:

– Ты… ты унижаешь меня. Позволяешь ему… прикасаться к тебе.

– Кому? – спросила я, преодолевая страх, а потом добавила: – Вы должны знать, синьор, что, независимо от того, кто, по вашему мнению, прикасался ко мне, если вы когда-нибудь попытаетесь сделать это еще раз, я сообщу отцу, что вы нарушили условия нашего брачного договора. Позволю себе сказать, что в этом случае унижение станет наименьшей из ваших тягот.

Его покрасневшие глаза засверкали, излишки выпитого обратились в ярость.

– И чтобы вы не заблуждались, позвольте и мне заверить вас, что если мне станет известно о вашей близости с кем-то, об этом узнает вся Италия. Все будут знать о противоестественной страсти Лукреции Борджиа. Я бы никогда не согласился на наш брак, если бы знал, что вы собой представляете, но я не позволю вам наставить мне рога. Попробуйте мне изменить – и ваша семья будет опозорена. И не испытывайте больше мое терпение – оно не бесконечно.

С этими словами он развернулся и неровным шагом пошел прочь.