Принцесса викингов

Эмма обмирала от нетерпения, пока он седлал ее белого пони, и, едва он управился, прыгнула в седло и, пришпорив лошадку, умчалась во мглу за воротами монастыря. Надо было спешить, спешить… Разумеется, следовало поторопиться, чтобы успеть достичь твердой земли до начала прилива, но все же какой-то голос внутри вскоре заставил ее натянуть повод. Вокруг зыбкой, непроницаемой стеной стоял туман. Если в спешке она потеряет след и собьется с тропы – сам Господь ей не поможет. С каждым приливом серые дюны меняют очертания. Ориентироваться в сером сумраке становилось все труднее, и Эмме пришлось пустить конька шагом, чтобы не потерять тропу. На пологом склоне одной из дюн она различила причудливую груду бурых водорослей, на которую еще днем обратила внимание, проезжая здесь с Херлаугом. Неподалеку отсюда она встретила Снэфрид, а значит, она уже преодолела большую часть пути. Вперед, вперед!..

Она слегка подогнала лошадку, опасаясь, однако, двигаться слишком быстро. Стояла тишина, и лишь глухое чавканье копыт, скрип седельной кожи да одинокий, глохнущий крик чайки разрывали ее. Эмме вдруг показалось, что она осталась одна в целом мире. Что она делает? Куда она едет и зачем? Разве не поклялась она себе больше ни слова не говорить Ролло, а ждать его решения? И что она скажет, явившись в усадьбу?

Тропа исчезала в тумане. Казалось, ему нет ни конца ни края. Она оглянулась. Не следует ли вернуться? Что за наваждение, почему это происходит с ней?

Вдруг впереди негромко заржала лошадь. Белый пони Эммы ответил ей приветливым ржанием и ускорил шаг. Кто еще мог настолько лишиться рассудка, чтобы в такой час двинуться навстречу приливу?

Темный силуэт вскоре проступил в сером сумраке. В первое мгновение Эмме показалось, что это монах, сидящий верхом.

– Эй, – окликнула девушка. – Отец мой, не проводите ли меня к усадьбе Бьернбе?

Силуэт медленно качнулся ей навстречу. Туман заглушал звуки, и у Эммы вдруг зашевелились волосы на голове. Казалось, незнакомец движется, не касаясь земли. Островерхий капюшон чернел в сумраке, и девушке показалось, что перед нею призрак одного из паломников, чья душа, погубленная пучиной, одиноко скитается среди этих мертвых песков.

От ужаса она не могла издать ни звука и повиновалась движению пони. Однако конек вел себя спокойно. Пофыркивая, он невозмутимо трусил навстречу видению.

«Что со мной? – попыталась овладеть собой Эмма. – Пони почувствовал бы нечисть. И конь… Неужели это Глад?»

Призрак, не открывая лица, приблизился и остановился в десяти локтях. Эмма издала слабый гортанный крик. Из-под черного капюшона на нее глядело бледное, дышащее жутью лицо Белой Ведьмы.

Это длилось бесконечно долгую минуту, пока Эмме не стало трудно дышать. Память пыталась что-то подсказать ей, но было поздно – воздух вокруг стал уплотняться, становясь тверже камня и сжимая ее. Эмма захрипела, откидываясь назад. Глаза Белой Ведьмы сжигали ее… И сейчас же на нее обрушился страшный, ломающий кости, повергающий в прах удар. Она еще успела различить, как пони под ней взвился на дыбы и, храпя, рванулся в сторону, а сама Эмма стала падать в темноту… Откуда-то долетели тонкий, визгливый хохот и дробный перестук копыт уносящегося прочь конька. «Прилив!» – произнес кто-то в ее мозгу, но сознание ее текло, растворяясь, пока не смешалось с сырым беспросветным мраком…

Ролло сидел в задумчивости в отдаленном стабюре усадьбы Бьерна. Раскаленные угли в очаге перед ним слабо потрескивали, по обгорелым головням перебегали быстрые синие язычки.

Когда лестница стабюра заскрипела под тяжелыми шагами, он досадливо поморщился. Ему хотелось побыть в одиночестве.

– Я ведь просил оставить меня в покое, – проговорил он, глядя в упор на склонившегося под низкой притолокой скальда.

– Я пришел сказать, что со Снэфрид творится что-то неладное.

– Что с ней станется? Полдня сегодня она провела верхом.

Бьерн оперся о резной косяк дверей.

– Тебя так мало интересует эта женщина?

Ролло с досадой пошевелил уголья.

– Что же с ней такое?

Бьерн пожал плечами:

– Она бродила в тумане и возвратилась сама не своя, словно хлебнув зелья. Сейчас лежит и стонет.

– Я думаю, Снэфрид скоро оправится. Она никогда не хворает.

Он ожидал, что теперь-то Бьерн уйдет, но тот перешагнул через скамью и уселся по другую сторону очага, подбросив на уголья новое полено.

– Когда ты вознамерился бежать из Норвегии, ты был куда более решителен, Рольв. Сказал и сделал. Мне нравилось это в тебе. Так же непоколебим ты был, когда задумал покорить землю, куда тебя занесло бурей. Но с тех пор твоя решимость затупилась, подобно ножу, долго не извлекаемому из ножен.

Ролло лишь повел бровью.

– Когда мне понадобится твой совет – я обращусь к тебе.

Бьерн замолчал. Он знал по опыту, что Ролло нет смысла убеждать. Окончательное решение он всегда принимает сам. И все же сдерживаться у него не было сил.

– Не дело властителю стали так долго ломать голову из-за калины злата с рыжей гривой. Сделай, что задумал. Полно изводить себя!

Он не ожидал, что Ролло ответит, но тот внезапно заговорил: