Принцесса Володимирская

Какое решение примете вы, мы узнаем из реляций, которые будут вами опубликованы. От вас зависит стать на ту или другую сторону, но можете судить, как высоко будем мы ценить заслугу вашу, если вы перейдете в ряды наших приверженцев. Мы бы никогда не решились отыскивать корону, если бы друзья покойной императрицы Елизаветы Петровны не умоляли нас о том. На основании законов, считая себя вправе начать сие предприятие, мы тем паче считаем себя к тому обязанными, что видим несчастие целого народа русского, ввергнутого в бездну злоключений со времени кончины императрицы Елизаветы Петровны. Вы понимаете, что мы не обязаны писать вам откровенно, но мы полагаемся на ваше благоразумие и правильный взгляд на вещи. Они убедят вас, что причины, вызвавшие нас к действию, вполне законны и совершенно достаточны для того, чтобы возбудить русских к исполнению их долга перед отечеством и перед самими собой: их святой долг – поддержать права законной наследницы русского престола, которая стремится к нему с единственной целью сделать счастливым страдающий народ свой. Вполне уповаем на успех нашего начинания. Главное сделано, остается лишь торжественно объявить о себе.

Уверенные в вашей честности, имели мы намерение лично побывать в Ливорно, но обстоятельства тому воспрепятствовали. Неоднократно доказанная вами при разных обстоятельствах честность свидетельствует о прекрасном вашем сердце. Подумайте теперь, поразмыслите: если присутствие наше в Ливорно, по вашему мнению, нужно, – уведомьте нас о том.

Завещание императрицы Елизаветы Петровны сделано в пользу одной ее дочери; в нем не упоминается о моем брате. Было бы слишком долго объяснять здесь причину этого, достаточно сказать, что он в настоящее время предводительствует племенами, всегда верными законным своим государям и теперь поддерживающими права Елизаветы II.

Время дорого. Пора энергически взяться за дело, иначе русский народ погибнет. Сострадательное сердце наше не может оставаться покойным при виде его страданий. Не обладание короной побуждает нас к действию, но кровь, текущая в наших жилах. Наша жизнь, полная несчастий и страданий, да послужит тому доказательством. Впоследствии и делами правления мы еще более докажем это. Ваш беспристрастный взгляд на вещи достойно оценит сии слова наши.

Если вы считаете благовременным распространение сущности прилагаемого при сем манифестика, то располагайте им по своему усмотрению: можете в нем прибавлять и убавлять что хотите, но предварительно разузнайте хорошенько расположение умов. Если сочтете нужным переменить место вашего пребывания, сделайте это, ибо вы лучше знаете обстоятельства, могущие мешать успеху нашего предприятия.

Удостоверяем вас, что в каких бы обстоятельствах вы ни находились во всякое время вы найдете в нас опору и защиту. Было бы излишне говорить о нашей к вам признательности; она есть неотъемлемая принадлежность чувствительности сердца. Просим верить искренности чувств наших».

Об этом письме князь Радзивилл не знал ничего, и если оно дошло по назначению, то благодаря тому, что Алина передала его неаполитанскому резиденту с просьбой переслать в Италию, по месту жительства Орлова.

Когда, наконец, в Рагузе слух подтвердился о мире между Россией и Турцией, князь Радзивилл и все конфедераты тотчас же решились ехать обратно в Венецию, а затем и на родину, чтобы воспользоваться скорее амнистией короля Станислава.

Вскоре Алина осталась одна и без всяких средств. Только Шенк-Кнорр, Доманский, Чарномский и Ганецкий не покинули красавицу. Через месяц всяких лишений и почти нищеты, при всеобщем презрении к обнищалым авантюристам друзья нашли немного денег. Пират варварийский Гассан снова появился в Рагузе и оказался человеколюбивее других. Гассан даром перевез Алину с ее друзьями из Рагузы и высадил на итальянский берег, в местечке Барлетта. Он же дал путешественникам двести червонцев в подарок и, пожелав счастья, снова ушел в море…

– Он свои вернет! – пошутил Шенк. – Ограбит какой-нибудь корабль и вознаградит себя сторицею.

XXII

Алина, пробыв несколько дней в местечке Барлетта, тотчас же двинулась далее и через несколько дней прибыла в Неаполь; но здесь она снова почувствовала себя очень дурно. Болезнь, которая началась еще в Оберштейне, усилилась после путешествия в Рагузу и вынесенной морской болезни и теперь опять вернулась к ней, но в более определенной форме. В Неаполе принцесса оставалась довольно долго, но вела самую скромную жизнь. Болезнь заставляла ее проводить иногда целые дни в постели, а, кроме того, полное отсутствие денег мешало вести обыкновенную шумную жизнь.

С нею вместе были Доманский, Чарномский и Ганецкий. Ганецкий считался теперь капелланом ее и гофмейстером. Доманский переменил имя и назывался Станишевским. Чарномский также назвался Линовским; но этот Линовский с документами, вполне законными, на имя Чарномского, был уже не прежний конфедерат, с которым Алина познакомилась в Венеции. Чарномский, прозывавшийся теперь Линовским, был собственно Шенк.