Принцесса Володимирская

С этой минуты власть в замке перешла в руки пожилого, никому не знакомого человека. По шитью на его кафтане всякий догадался, что это главный судья из города. С ним вышел из экипажа военный, которого не приглашали, но который придал всему делу еще более важное значение.

Тотчас же вновь все было осмотрено, взвешено, передумано, все по очереди были допрошены.

Судья относился с одинаковой строгостью и холодностью ко всем. Только с одной графиней он вел себя несколько вежливее.

Отец Игнатий не мог быть вызван к допросу, и все чиновники сами посетили его в большой библиотеке. После допроса судья по просьбе капеллана остался с ним на несколько минут наедине.

Это было уже около пяти часов утра. От отца Игнатия судья снова отправился на половину старой графини и говорил с ней тоже наедине около часа.

Потом все население замка, усталое и измученное всем перечувствованным, решилось отдохнуть. И никогда, быть может, за последние годы замок не спал таким крепким сном, как теперь. Даже бедная молодая девушка, и та дремала, сидя в кресле, и бредила в полудремоте, и стонала, и глубоко вздыхала.

Приезжие тоже легли отдохнуть.

Когда около полудня снова все поднялось на ноги, когда наконец прошло около суток с тех пор, что дверь была разломана, все как-то переменилось, пошло иначе, как будто все одумались от вчерашнего сна и бреда… Или же, быть может, правительственные чиновники, распоряжавшиеся всем, повернули дело иначе.

XXXI

Через четыре дня происходили в замке похороны владельца.

Пышные траурные дроги в восемь лошадей цугом, в черных попонах шагом увезли тело покойного владельца замка в Киль, на самое главное городское кладбище. Некоторые из обитателей замка проводили тело до самого города, другие – до полпути, третьи – только за ворота.

В числе последних была и старая графиня. По нездоровью она не могла ехать далее.

Людовики вовсе не было при погребении. Она была, как говорили, серьезно больна. К ней никого не пускали, кроме наперсницы старой графини. Ее собственные девушки, в том числе и Эмма, были от нее взяты и некоторые уже выехали из замка. Несмотря на просьбы Людовики, обращенные к судье, допустить ее быть на погребении, ей было в этом отказано, и молодая девушка действительно от этого заболела.

На второй или третий день после похорон чиновник явился к Людовике для беседы с ней, очень важной, как объяснил он ей.

– Поддерживаете ли вы, милостивая государыня, ваше обвинение? Можете ли вы взять на себя хлопотать о раскрытии преступления перед правительством?

– Конечно, – вымолвила Людовика.

– В таком случае я буду просить вас немедленно собраться в дорогу и ехать со мною в Киль завтра же. Вы можете иметь аудиенцию у наместника и передать ему все то, что знаете.

– Меня не пустит графиня. Роли переменились, она теперь все здесь.

– Вы пойдете тайком в сумерки, идите в конец парка, где я буду ждать вас с экипажем. Если вам не удастся это, завтра в тот же час я буду ждать вас, и, наконец, в продолжение трех-четырех дней карета и я к вашим услугам.

В сумерки Людовика, найдя свою горницу отпертой, прошла анфиладу комнат, вышла незамеченная в парк и действительно нашла там того же чиновника и карету.

Через несколько часов после этого, уже в окрестностях Киля, карета остановилась на дворе огромного здания.

Людовика вышла и, сопутствуемая чиновником, поднялась по огромной парадной лестнице мимо разных ливрейных служителей. Подождав по уходе чиновника несколько времени в большой гостиной, довольно просто, но чисто меблированной, она наконец была принята маленьким низеньким стариком с очень добрым лицом, который ей сразу понравился.

Он просил ее идти за собою, провел через несколько комнат и большой коридор, вроде того, что был у них в замке, привел в маленькую горницу и, ласково улыбаясь, сказал:

– Вот ваша комната. Если вам что будет нужно – приказывайте. Девушка Мария будет служить вам, исполнять в точности все ваши приказания.

– Я ничего не понимаю, – изумилась Людовика.

– Успокойтесь, успокойтесь. Это главное. Не хотите ли вы тотчас же кушать? – ласково проговорил старичок.

– Но объясните мне, что это? Западня? Что это за дом, куда меня привезли? Объясните, я ничего не понимаю.

– Успокойтесь, прежде всего спокойствие. Завтра утром я буду у вас, и мы побеседуем.

Старичок вышел и, заперев за собою дверь на ключ, передал его пожилой женщине.

– Коли будет очень плакать или тревожиться, ты с ней уж не разлучайся, на первых порах не оставляй одну.

– Слушаюсь, не в первый раз, знаю, – лениво и нехотя отвечала пожилая женщина.

Затем старичок, пройдя коридор, вошел еще в несколько комнат и в каждой ласково побеседовал с разными обитательницами, и молодыми, и старыми.

Только в одной комнате при его появлении раздались проклятия, вопли и крики. Здесь женщина, молодая, красивая, крепкого телосложения, сидела в странной одежде, вроде мешка, и одной рукой была прикована к стене.

Людовика недолго недоумевала. Бедная девушка скоро догадалась, куда ее привезли из замка.