Принцессы Романовы: царские дочери

Еще в 1711 году Петр подарил Екатерине земли на южном берегу устья Невы, неподалеку от места, где 6 мая 1703 года произошла одна из решающих битв Северной войны: русские войска во главе с царем и Александром Меншиковым захватили шведские корабли «Гедан» и «Астрильд». В память об этой победе Петр велел разбить красивый пейзажный парк, существующий и поныне. (Сейчас Екатерингофский парк находится в нескольких минутах ходьбы от станции метро «Нарвская» и Нарвских триумфальных ворот.) А для каждой из трех самых дорогих своих женщин – построить по дворцу. Таким образом, и у матери, и у маленьких дочерей были собственные летние резиденции. Екатерингоф, Анненгоф и Елизаветгоф располагались поблизости, и хозяйки коротали часы досуга то в одной, то в другой усадьбе. К сожалению, деревянные дворцы не сохранились до наших дней.

Дочери Петра Великого были значимыми фигурами на политической шахматной доске. Правда, при этом оставаясь пешками.

Петр нежно любил обеих. И рассудительную скромницу Анну, в которой видел свое подобие и, возможно, свою будущую наследницу (о чем мы поговорим чуть позднее). И кокетливую веселую Елизавету, в честь рождения которой прервал торжества по случаю разгрома шведов под Полтавой, воскликнув: «Отложим празднество о победе и поспешим поздравить с пришествием в этот мир мою дочь!»

Однако не будем забывать, что в результате кардинальных реформ в политике Петра его дочери и их двоюродные сестры, дочери покойного царя Иоанна, сделались первыми русскими царевнами, которые могли рассчитывать на иную участь, кроме как вечное девичество в монастырской келье. Брак, пусть и по расчету, давал девушкам хоть какую-то надежду на счастье. Как исстари повелось у царственных отцов, обдумывая будущее девочек, Петр меньше пекся об их чувствах, нежели о государственных интересах.

Анну и Елизавету готовили в жены европейским королям и герцогам – а значит, и воспитывали так, чтобы они не ударили лицом в грязь перед Европой. Не скажешь, что их образование отличалось разносторонностью и систематичностью, но другого странно было по тем временам и желать, учитывая, что речь шла о девочках. Царевен учили основам грамматики, иностранным языкам, танцам. Плоховато, но писать обе умели уже в восемь лет. Знали немецкий, французский, итальянский и шведский. Причем, как бы мы сейчас выразились, – от «носителей» языка: виконтессы Латур-Ланнуа, немецкого педагога Глика и своей воспитательницы Марианны Маньяни. Шведский выучился как-то сам собой: среди окружения Петра было много шведов, а среди прислуги – говоривших на этом языке представителей народов Ингрии. Изящные па и пируэты девочкам показывал танцмейстер Стефан Рамбур.

Разница между сестрами стала очевидна очень рано: Анна выказывала куда большие способности и прилежание за письменным столом, Елизавета не знала себе равных на ассамблеях и балах.

Тем не менее, девочки были очень дружны. Этому способствовало и то, что царь Петр часто и надолго уезжал, мать нередко сопровождала мужа и в дипломатических поездках, и в военных кампаниях, а братья и сестры были слишком малы, вдобавок не заживались на свете.

Родители явно надеялись, что серьезная Аннушка будет положительно влиять на легкомысленную Лизоньку. Иногда эти надежды сбывались. Екатерина Алексеевна писала своей старшей дочке издалека, прося «для Бога потщиться писать хорошенько, чтоб похвалить за оное можно и вам послать в презент прилежания вашего гостинцы, на то б смотря, и маленькая сестричка также тщилась заслуживать гостинцы». И действительно, вскоре самостоятельно вести переписку могла уже и Елизавета. «Лизетка, друг мой, здравствуй! – приветствовал ее отец. – Благодарствую вам за ваши письма, дай Боже вас в радости видеть».

* * *

Шло время, девочки росли. И необходимость подыскать им достойных, а главное, полезных России супругов из отдаленной перспективы превращалась в насущную задачу. Тем более что решать такие вопросы при дворах монархов предпочитали загодя.

О предстоящем браке Елизаветы Петр всерьез задумался уже около 1717 года. Жениха для семилетней «невесты» отец приглядел завидного – ровесника Лизоньки Людовика XV, два года как взошедшего на французский престол. Ради этого союза Петр с Екатериной готовы были пойти на неслыханный шаг – разрешить дочери принять католичество.

Но Елизавете не довелось узнать, стоит ли Париж мессы. Ее отец умер, не успев даже просватать младшую дочь. Мать же продолжала питать надежды в отношении французского короля вплоть до женитьбы Людовика на Марии Лещинской, дочери бывшего короля Польского и великого князя Литовского Станислава I, в сентябре 1725 года.

Обсуждалась и возможность брака Елизаветы Петровны с юными французами рангом пониже – Шарлем де Бурбоном-Конде, графом Шароле, и другим Бурбоном, герцогом Шартрским, сыном регента при короле Филиппа Орлеанского.

Что до графа – хорошо, что переговоры ничем не закончились, поскольку в зрелые годы последний из Шароле прослыл человеком беспутным и жестоким.