Принцессы тоже плачут

Мария казалась равной 19-летней Репниной. Но в отличие от искушенной в придворной жизни Наташи, Мария не утратила веру в святость и незыблемость романтических идеалов. Иногда Наташа даже думала, что Мария и есть воплощение этих идеалов. Ее до глубины души трогала проникновенность отношений принцессы со своим духовником, восхищала серьезность Марии. Конечно, Мария все еще была наивна и доверчива, но в любой ситуации умела сохранять достоинство. Она была горда и оберегала свои истинные чувства от посторонних глаз.

Наташу потрясло, что принцесса по-настоящему была влюблена в Александра. Марии хватило одного вечера в опере, чтобы проникнуться к цесаревичу столь сильным чувством, на которое он сам даже вряд ли был способен. Мария помнила каждую минуту того вечера, каждую интонацию и взгляд. Рассказывая о нем, она облекала события почти годичной давности в сказание, сагу о любви, возвышенной и прекрасной. При этом Мария вполне отдавала себе отчет в том, что в жизни все по-другому. Она не верила в продолжение весенней сказки и к приглашению ко двору российского императора отнеслась как к серьезному испытанию.

Главным пробелом в образовании Марии был русский язык. Вместе с Василием Андреевичем Жуковским Наташа помогала ей освоить загадочные падежи и склонения. Занятия проходили в непринужденной атмосфере дружеского разговора и игры, и это помогало быстрее постичь столь же непростые, как и в ее родном языке, законы и правила. Наблюдая, как искренне принцесса стремится вникнуть в премудрости русского языка и русской жизни, Наташа разрывалась между своими чувствами.

С одной стороны, она симпатизировала Марии и готова была во всем ей помогать. С другой, зная, что императрица настроена против брака наследника с Марией, Наташа отдавала себе отчет, что ее собственных сил не хватит на то, чтобы поддержать принцессу в ее чаяниях. Единственным человеком, способным на это, был сам цесаревич, но Александр вел себя странно и необъяснимо.

За время, прошедшее с момента представления принцессы ко двору, он ни разу не заговорил с ней. Было видно, что Александр невероятно озабочен государственными делами, часами пропадая в кабинете в обществе министра финансов и своего учителя Георга Канкрина. Порою он без предупреждения уезжал на дачу под Петергофом.

Принцесса Мария страдала. Наташа невольно переживала вместе с ней. И если Мария проявляла чудеса стойкости духа, то пылкая Репнина все острее чувствовала необходимость предпринять какие-то серьезные шаги. Она прекрасно понимала, что неосторожным поступком вызовет гнев императрицы, но спокойно смотреть на душевные муки Марии тоже не могла и решилась встретиться с наследником.

— Вы не в восторге от своего назначения, Натали? — спросил Александр, жестом дозволяя ей пройти к его столу, когда Наташа через адъютанта передала просьбу об аудиенции. — Судя по вашему милому личику, вы раздражены и настроены сверх меры решительно.

Я не в восторге от того, что принесло мне это назначение, — холодно ответила она.

— А чего вы ожидали?

— Разного, но только не того, чтобы каждый день видеть страдания горячо любящего сердца.

— О чем вы говорите? — нахмурился Александр.

— Вы прекрасно знаете, о чем! Я почитала Вас за благородного человека…

— Вы пытаетесь меня оскорбить?

— Я пытаюсь воззвать к Вашей душе, в которой, смею надеяться, еще сохранились понятия о добре и зле.

— Ваша искренность делает вам честь, но не объясняет вашего поведения.

— А как Вы объясняете Ваше поведение? Зачем Вы терзаете бедную Марию своим невниманием? Вы, кто еще недавно осыпал ее страстными письмами, Вы, кто внушил ей надежду на любовь, Вы, кто позволил ей думать, что она избрана Вами в невесты!

— А для кого вы это спрашиваете, Натали, для себя или для императрицы?

— Позвольте, Ваше высочество!

— Не позволю! Вы смеете упрекать меня, а сами выполняете при Марии поручение моей матушки. Возможно, когда я пригласил принцессу в Петербург, мною двигали не самые благородные порывы, но теперь же мои действия продиктованы лишь одним — желанием оградить наши отношения с Марией от посторонних глаз.

Наташа вздрогнула, она догадалась, откуда цесаревич знает о поручении императрицы. Тень Нарышкиной, казалось, витала надо всем, что касалось наследника. Но обвинение Александра было несправедливо, за все дни, проведенные подле принцессы, Наташа не унизила себя доносом, вызвав неодобрение государыни. Между ними даже состоялся краткий разговор — Наташа просила принять ее отставку с должности камер-фрейлины. Александра в который раз вынуждена была признать благородство ее характера и простила Репниной отказ в сотрудничестве. Наказывать за честность было не в обычаях императрицы. Но об этом вездесущая Нарышкина Александру, разумеется, доложить «забыла».

— Ваше высочество, я всегда была честна с Вами, — тихо сказала Наташа после паузы. — И мне жаль, что Вы позволили себе усомниться в этом.

— Да, прямота — свойство для фрейлины опасное, но ведь за это я вас и уважал. Впрочем, люди меняются…