Принцессы тоже плачут

Цесаревич разошелся не на шутку — он, как карты из рукава, вынимал из ящика присланные ему в разное время писанные маслом и акварелью портреты предполагаемых кандидаток на его руку и сердце. Николай смотрел на сына с опасной хмуростью и становился с каждой минутой все суровее. Императрица, наоборот, чуть растерялась под натиском фарса, устроенного перед ними Александром.

— А, вот, нашел. Мария… — цесаревич загляделся на один из портретов. — Конечно, она, именно она!

— Мария? — переспросила Александра Федоровна.

— Мария, — кивнул цесаревич. — Принцесса Гессен-Дармштадтская.

— Никогда! — после минутной паузы опомнилась императрица. — Мария Гессен-Дармштадтская? Ни за что!

— Матушка! Но Вы же сами велели мне поторопиться с выбором…

— И этот выбор Вы, Алекс, делаете мне назло, не так ли?

— Почему же назло? Вы настаиваете, чтобы я женился, и я, как послушный сын, сообщил Вам, кого выбрал себе в жены. Или мне не дозволено выбирать уже не только любовницу, но и-супругу?

— Александр, — Николай заговорил тихо, но страшно. — Я требую, чтобы ты изменил тон и извинился.

— Нет-нет, эта перебранка того не стоит, — тут же поспешила вмешаться государыня, уж она-то знала, что эскапады сына ничто в сравнении с яростью супруга. — Я знаю, отчего Саша зол на меня.

— В самом деле?

— Я знаю, ты был неравнодушен к этой бедной девочке, но я не могла потворствовать твоей симпатии, Сашенька. Мария незаконнорожденная. Она не дочь герцога Дармштадтского.

— Вы говорите так, как будто были свидетельницей ее зачатия…

— Довольно! — крикнул Николай. — Ты немедленно извинишься перед матерью или…

— Вы велите наказать меня палками или сошлете в Сибирь?

— Александр!!! — голос императора звенел такой невыносимой медью, что цесаревич отшатнулся и в растерянности затих.

— Она не станет императрицей, — наконец нарушила молчание Александра Федоровна.

— Тогда я не стану императором… — прошептал не собиравшийся сдаваться Александр.

— Если я все правильно понял, Наш сын готов, отречься от престола, если ему не позволят жениться на Марии Гессен-Дармштадтской? — уже больше не повышая тона, переспросил Николай.

— Так точно, — отрапортовал цесаревич.

— Будь по-твоему, ты женишься на ней.

Нике, — заволновалась государыня, — разве нам не стоит это обсудить?

— Не беспокойтесь, Шарлотта, на сей раз Мы доведем дело до брака, — твердо сказал Николай.

— И Вы действительно согласны на мою женитьбу на принцессе Гессен-Дармштадтской?

— Нет, Нике, нет! — взмолилась императрица.

— Если Наш сын принял такое решение, следует немедленно пригласить принцессу в Петербург.

— Это что, уловка? — Александр недоверчиво посмотрел на отца. — И на самом деле Вы не собираетесь приглашать принцессу ко двору? Вы надеетесь, что я передумаю? А я не передумаю. Либо женюсь на Марии, либо не женюсь вообще.

— Но…

Я тоже считаю, что разговор окончен, Шарлотта. Решение принято. Нам стоит позаботиться о скорейшем представлении принцессы Марии ко двору, а Александру — привыкнуть к своему новому статусу будущего супруга и императора. Прошу вас, — Николай подал государыне руку. Она покорно приняла ее, и вместе они вышли из покоев Александра, оставив царственного сына в смятении и растерянности.

Александр был потрясен и обескуражен, он совершенно не ожидал такого поворота событий. Имя Марии Гессен-Дармштадской действительно было произнесено им больше из духа противоречия, нежели по велению души и сердца. Хотя к молоденькой принцессе Александр несомненно испытывал особую приязнь, в юной дочери герцога Гессенского Людвига он еще в первые минуты знакомства почувствовал родство душ. И, возможно, в будущем Мария вполне могла стать спутницей жизни нового императора России, но — не сейчас, не так.

Александр знал за собой эту слабость — был влюбчив и романтичен от природы. Он легко подпадал под влияние чувства, которое рождалось каждый раз неожиданно и развивалось непредсказуемо. Порой он даже не успевал заметить, как оказывался в плену чар той или иной представительницы слабого пола. Женский шарм имел над ним власть почти безграничную, пусть даже его избранницы не входили в число первых красавиц, но каждая из них обязательно была наделена каким-то особенным свойством, делавшим ее в глазах Александра неотразимой и желанной.

Когда Александр увлекся Ольгой Калиновской, многие при дворе недоуменно пожимали плечами, она совсем не отличалась яркой и заметной внешностью. И только цесаревич сумел разглядеть в голубоглазой полячке из числа не особо приближенных к государыне фрейлин тот кладезь нежности, которой с избытком хватило на них обоих. Страсть к Ольге сводила его с ума, и поэтому отец и матушка отослали его в поездку по Европе, чтобы наследник престола мог познакомиться с главными королевскими семьями и выбрать для себя будущую императрицу.