Принцип аллигатора

Я сел за Лешкин стол. Перекидной календарь за прошлый год. Огрызок карандаша. Пластмассовый крокодильчик из "киндер-сюрприза". Несколько мелких монет, сложенных стопочкой… Я почувствовал, как внутри у меня что-то тает и сгибается, а горло словно сжимает чья-то рука. Вообще-то я редко бываю сентиментальным, но именно Лешка чаще всего вызывал во мне приливы удушливой жалости. Несколько лет назад, когда он работал участковым милиционером, от него ушла жена, и с тех пор до сегодняшнего дня он стремительно дичал. Узкоплечий, маломощный и беззлобный человечек не привлекал внимания прекрасной половины человечества, в то время как сам Лешка облизывался при виде любой мало-мальски привлекательной девушки. Но познакомиться ему мешали робость и комплексы. Но не столько они было причиной того, что ему никак не удавалось создать новую семью, сколько хроническая нищета. Треть его зарплаты уходило на алименты, но оставшихся денег вполне было достаточно, чтобы прокормить даже самую прожорливую жену и как минимум троих детишек. Однако, деньги испарялись из рук Лешки, как эфир, и финансовые затруднения начинались у него уже через неделю после зарплаты. Из-за этого он становился еще более закомплексованным и замкнутым, и тогда начинал мечтать о кладах, неожиданных наследствах и прочей лабуде. Это был один из немногих, но довольно серьезных недостатков у Лешки: он хотел разбогатеть сразу, в одно мгновение, не имея для этого даже косвенных оснований.

Я хлопнул ладонью по пыльному столу, намереваясь вывести себя из состояния оцепенения. Надо что-то делать. Надо привести в порядок растрепанные мысли. А затем… Затем отправить в морг кого-нибудь из сотрудников. Пусть заберет документы и личные вещи. Затем позвонит в "Ритуал", закажет гроб и венки. Больше некому этим заниматься. У Лешки нет ни семьи, ни родителей.

Подошел к телефону, стоящему на моем столе, и только сейчас заметил мигающую на его корпусе красную лампочку. На автоответчике есть сообщения.

Сел за стол, придвинул аппарат к себе и, нажав клавишу воспроизведения, испытал странное и неприятное ощущение. После той новости, какую сказал мне Сергеич, к любым другим я уже относился как к бомбе в посылке. В том числе и к тем, которые выстроились в очереди на автоответчике.

Молодой мужской голос. Неимоверное растягивание гласных:

– У меня неделю назад угнали тачку. Менты отработали по нулям. В связи с этим такой вопрос: сможете ли вы ее найти и в какие бабки мне это выльется?

Второе сообщение. Снова мужской голос, только торопливый, глотающий окончания:

– Мой друг подозревает свою жену в измене, и он очень хотел бы получить исчерпывающую информацию по ряду вопросов. Во-первых, с кем эта стерва встречается? Во-вторых, получает ли она от своего любовника какие-нибудь деньги?

Я скривился как от боли и поскорее нажал клавишу, чтобы воспроизвести следующее сообщение.

– Кирилл, я не могу дозвониться тебе на мобильный, ты все время недоступен…

Я вздрогнул и почувствовал, как по телу прокатилась холодная волна. Это Лешкин голос!

– …в общем, я сматываюсь из этой гребанной Кажмы. Все подробности расскажу при встрече, поэтому постарайся дождаться меня в офисе. Это очень важно! Я раскопал такое дело, что наш уголовный розыск опухнет от работы! В одиночку я ничего не смог там сделать. Это просто какой-то заговор молчания! И проблема, мне кажется, не столько в ревности. Скорее, это болезнь, мания…

Звонкий стук, словно кто-то молотом ударил по колоколу, врытому в песок, и вслед за этим электронный голос автоответчика произнес, что больше сообщений не имеется.

Нетрудно представить, какое смешанное чувство я испытал. Я слышал голос человека, которого уже не было в живых. И этот человек обращался ко мне. Голос, как всегда, был взволнованным, эмоциональным. По-другому Лешка говорить не умел. Во всякой чепухе ему постоянно мерещились тайны, преступления века и титанические злодеи. Это была его отличительная черта – он во всякой мухе видел слона.

Когда же это сообщение было записано? Я отмотал запись, чтобы прослушать ее еще раз. Электронный голос известил, что сообщение поступило сегодня, в тринадцать часов сорок минут. В тринадцать сорок! Сорок минут спустя после того, как я ушел из офиса домой. Дежурить должна была Ирэн, наш инспектор по чистоте коммерческих сделок. Хорошо, однако, она дежурила!

Я склонился над телефонным аппаратом, внимательно вслушиваясь в каждое слово, в каждый звук. Вот отчетливый гул автомобильного мотора. Фрагменты мелодии, доносящейся из магнитолы. И взволнованный голос:

– …Это просто какой-то заговор молчания! И проблема, мне кажется, не столько в ревности. Скорее, это болезнь, мания…

Похоже, что Лешка говорил по мобильнику из машины. Неужели это были последние слова в его жизни? А звонкий стук, который мобильник успел передать в эфир, ничто иное, как предсмертный вопль заклинившего мотора?

Меня даже потом прошибло от волнения. Что важного хотел сказать мне Лешка? От чего, по его мнению, уголовный розыск должен опухнуть от работы?