Принцип четности

Сергей медленно отнял руки от лица, вздохнул и посмотрел на Баркова.

— Вроде того… — хрипло сказал он.

— На вот, возьми, — Барков поставил перед ним широкий и низкий бокал, в котором плескалась янтарная жидкость, а рядом выложил крупное желтое яблоко.

Сергей в раздумье перевел взгляд на бокал.

— Пей, — повелительно сказал Барков. — Это коньяк. Хороший. Только на пользу. Разглаживает морщины в душе.

Да и черт с ним, безразлично подумал Сергей, беря бокал. Стараясь не вдыхать запах, он в два глотка осушил бокал, потом откусил яблоко и стал медленно жевать. Жгучая теплота стала быстро спускаться по пищеводу. Барков удовлетворительно кивнул.

— Ты только музыку не выключай, — попросил Сергей. — И не меняй станцию… Очень хорошо идет. Ладно?

— Конечно, — понимающе произнес Барков в усы. — Главное — не отчаивайся, Серега. Сначала, естественно, тяжко… Но привыкнешь. Слушай, хочешь принесу пирожков? Я угощаю. Хочешь?

— Не надо пока…

Было в этом человеке что-то такое притягивающее. Он словно излучал волны доброжелательности.

— Гляди, — сказал Барков, пожимая плечами. — Если что — подходи.

Он снова удалился обслуживать посетителей. Из-за стойки он подмигнул Сергею и еще немного прибавил звук. Сергей отвернулся к окну и, доедая яблоко, стал смотреть на улицу. Там за стеклом была все та же мэрия, все та же дорога. Все тот же перекресток с транспортером виднелся невдалеке — все было то же самое. Какие-то люди изредка проходили по улице: кто неторопливо и задумчиво, кто спешно и суетливо; снова прогрохотала грузовая машина, несколько раз на крыльце мэрии мелькнули люди в полицейской форме, кто-то выходил на крыльцо покурить, периодически группками туда-сюда сновали дети… И это будет продолжаться и завтра, и послезавтра, думал он, и год, и два и вечность… Кто сказал, что это когда-нибудь закончится? Так что, родной, расслабься, привыкай, как тебе все советуют, и получай удовольствие. Какое-то время он тупо и безучастно созерцал происходящее за окном, затем прислонился к стене, прикрыл глаза и вновь отключился, ведомый музыкой. Так прошло еще довольно много времени. Пару раз кто-то невидимый и далекий, ощущаемый лишь по голосу, доносившемуся словно из другой комнаты, интересовался чем-то у Сергея, но он не реагировал и даже не открывал глаз. Справедливости ради, надо заметить, что назойливости ни с чьей стороны он не ощутил, даже чье-то участливое легкое прикосновение, также оставшееся без всякого внимания, немедленно растворилось в небытии. Но ничто не длится вечно, и в какой-то момент музыка стала заметно стихать, а гомон в баре — усиливаться. Тогда Сергей открыл глаза.

Посетителей прибавилось: их было уже около десятка, раскиданных мелкими кучками по столикам. Соответственно прибавилось работы у бармена. Теперь рядом с ним уже мелькала женщина средних лет. Помещение неумолимо заполнялось запахом табачного дыма и чего-то жареного. Сергей тяжело поднялся из-за столика. Пора было возвращаться в новообретенный дом. Он вытащил пакет с покупками, сунул его под мышку и подошел к стойке, где Барков лихо управлялся с посудой.

— Что, уже погнал? — поинтересовался бармен. — Ты уж не обессудь, что я музыку убавил. Сейчас час пик. Народ с работы повалит.

— О чем ты говоришь, — устало сказал Сергей, — И на том спасибо…

— Пирожков хочешь?

Сергей помотал головой. Аппетит по-прежнему не возвращался. Барков смотрел на него, прищурившись, и улыбался.

— Напрасно, братец. Это одно из наших фирменных блюд. Спроси в резервации любого! Ну, да какое твое еще время! Отведаешь ты у меня всего, никуда не денешься. Барков свое дело знает. Наши двери всегда открыты. И запомни, Сергей, — Он покачал указательным пальцем перед собой. — Здесь все дороги ведут в «Мирок». Ты это скоро поймешь.

— Спасибо. До свидания, — сказал Сергей, направляясь к выходу.

— До скорого, — кивнул напоследок Барков.

Времени было около пяти. Не хотелось больше ничего ни у кого спрашивать и выяснять. По крайней мере, сегодня. Хотелось лишь забыться и ничего не видеть и не слышать, и вообще ничего не ощущать. И еще очень хотелось очнуться вдруг, спустя некоторое время, без этого мерзкого ощущения безысходности и тоски, без этих парализующих разум эмоций, мешающих трезво мыслить и анализировать ситуацию непредвзято. Глубоко вздохнув, Сергей обхватил пакет, и, потупившись, побрел на улицу Солдатова, дом шесть, квартира семнадцать.

Хозяин семейства Галушко оказался таким же ссохшимся и маленьким, как его жена. Он предстал перед Сергеем в потрепанном трико и повидавшей виды рубашке, имел всклокоченный и небритый вид, к тому же от него здорово несло водкой и луком.

— Проходи мил человек, — сиплым голосом заговорил он, провожая Сергея в комнату, когда тот разделся. — Как звать-величать?

— Меня зовут Сергей, — ответил Сергей.

— А меня — Славка, — сказал Галушко. — А это моя супруга, Кира Семеновна. — Он махнул рукой в сторону кухни, откуда доносился шум воды.

— Мы уже знакомы, — сказал Сергей. — И с дочкой тоже.

— С Сашкой!? — почему-то изумился Галушко и всплеснул руками. — Сашка, ну-ка, поди сюда!