Принцип четности

— Гут, — кивнул Барков, не переставая звенеть за стойкой стаканами. — Что пьем? Коньяк, водка? Есть джин еще, на любителя… Вина мужикам сам не предлагаю.

— Коньяк, — ответил Сергей, поглядывая по сторонам.

— Иди, садись, — сказал Барков. — Я принесу.

Сквозь гомон и завесы табачного дыма Сергей пробрался к одному из столиков, за которым одиноко восседал немолодой субъект в поношенном засаленном пиджаке, некогда белой рубашке и помятом галстуке, съехавшем на бок. Субъект имел двух-трехдневную щетину, был основательно нагружен и почему-то ассоциировался с бывшим административным работником или начальником сектора НИИ, пребывающем в запое.

— Вы позволите? — поинтересовался Сергей у небритого.

Тот ничего не ответил, возможно, он даже не заметил появления Сергея, так как сидел, тупо глядя на деревянную поверхность стола и отведя в сторону кисть руки с зажженной сигаретой. Перед ним стояла пепельница, полная окурков, почти пустой четырехгранный стакан и тарелка с недоеденной шаньгой. Сергей опустился на стул. Гул в баре стоял отменный. Минуты через две сосед по столику поднял на Сергея замутненный взгляд и хрипло изрек:

— Что?..

— А что? — в свою очередь сказал Сергей.

— Не одобряешь? — пошевелив бровями, сказал небритый.

— Смотря что, — ответил Сергей.

— Да все! — отрезал небритый и неаккуратно затянулся, рассыпая пепел на рукав пиджака.

— Все — нельзя, — заметил Сергей. — Тогда уж лучше повеситься.

Небритый поглядел на него, несколько раз моргнув, и пожевал губами.

— Между прочим, это неплохая мысль… — сказал он, показав сигаретой на Сергея.

— Значит, так плохи дела? — осведомился Сергей.

Небритый сипло хмыкнул, сделал еще несколько затяжек и затушил окурок в пепельнице. При этом он обжег палец и ругнулся.

— Дела… — проговорил он, — Дела — как сажа бела. По-другому не было и не будет, пока этот мир населен людьми. Людишками, — добавил он желчно, — Тварями с короткой памятью… Понятно? — спросил он, набычась.

Затем небритый проглотил остатки содержимого своего стакана, отщипнул кусочек шаньги и стал безразлично его жевать. Возник Барков и поставил перед Сергеем тарелку с шаньгами и, такой же, как у небритого, четырехгранный стакан, наполовину наполненный коньяком.

— Лопай, пока теплые, — сказал Барков, хлопая Сергея по плечу. — А это Михалыч, — сказал он, кивнув в сторону небритого, — Пессимист и волк-одиночка.

Небритый поднял на Баркова тяжелый взгляд.

— Ты, что ли, оптимист? — буркнул он. — Ты мне лучше водки еще принеси…

— Ну, я не официант, — ответил Барков. — У нас здесь самообслуживание. Три года уже, между прочим. Забыл, что ли, Михалыч?

— Не официант он… — пробормотал небритый Михалыч. — Ему вон принес!..

— Это наше с ним личное дело, — сказал Барков, заговорщически подмигивая Сергею. — А тебе и так уже хватит. Экономь деньги, Михалыч. Скоро совсем без зарплаты останетесь. Что делать будешь тогда, а? — шутливо спросил Барков. Пойдешь ко мне в официанты?

— В официанты… Я же, гадство такое, ведущий инженер!.. — выдохнул Михалыч. — Я, между прочим, около тридцати лет…

— Да знаем, знаем, — сказал Барков добродушно. — Так и быть, будешь ведущим официантом…

Они продолжали говорить, а Сергей неторопливо выпил коньяк, внутренне проследив его согревающий путь, и стал есть шаньги. Они и в самом деле оказались вкусными, и он уничтожал их с аппетитом. Поймав попутно взгляд Баркова, Сергей показал ему выставленный вверх большой палец, на что бармен сделал всем телом многозначительный жест, означающий, что, дескать, фирма веников не вяжет или что-то в этом роде.

— Вот ты вспомни, — с трудом ворочая языком, говорил тем временем Михалыч Баркову, — три года назад! Да даже два года… Разве кто-нибудь мог назвать меня паразитом или нахлебником? Или любого другого… Вот разве было такое возможно? Такое и в голову никому не приходило, понимаешь?! Об этом просто даже никто не думал. Мы все были одинаковы, мы все были несчастны. Никто никого не выделял, черт возьми! Никто никого ни в чем не обвинял! — Он умолк, торопливо извлек еще сигарету, но, не прикурив, продолжил, угрюмо насупившись: — Кстати, в первые два года кто приносил доход в резервации больше, ну?! Скажи мне, ну кто?..

— Потому что тогда у вас были заказы, — сказал Барков. — А сейчас нет. Колесо фортуны. Рулетка, братец.

— А сейчас нет! — выпалил Михалыч. — И поэтому, гадство такое, мы стали недочеловеками, да? Поэтому, что ли, нас можно мешать с говном? Раньше мы все были хорошие и несчастные… Теперь, значит, мы нахлебники!.. Ведем, видишь ли, паразитический образ жизни!

— Ну, ну, — Барков похлопал его по плечу, — Не распаляйся, Михалыч. Ты же знаешь, что таковы здесь люди.

— Людишки! — фыркнул Михалыч мрачно. — Да они везде такие… Только здесь они, как под микроскопом. Фу!

— Я же говорю — пессимист, — сказал Барков Сергею. — Хотя он и прав: им сейчас очень несладко.

— Воровать пойду! — вдруг обиженно пробурчал Михалыч. — Грабить. Раз мои мозги уже никому не нужны, то вот… Вынуждают, гадство такое…