Принцип Домино

– Я стал свидетелем вашего общения с моим братом. Ты все еще тешишь себя надеждой, что он обратит на тебя внимание? Это жалко, даже для тебя, Эванс, – Ларссон пытался задеть девушку посильнее, но она опять не реагировала ни на какие внешние раздражители, изучая взглядом через стекло высотку напротив здания ее офиса.

– Ты все сказал? – Эванс взяла бутылку из-под стола, подлила виски себе в кружку и выдернула сигарету из открытой пачки, лежавшей поверх клавиатуры.

Ларссон знал, что его слова прошли мимо ушей девушки, и она просто захотела покурить, а не вытравить его табачным дымом из кабинета. Он встал прямо перед ней, закрывая собой обзор окна, и вынул из кармана зажигалку, которую Эванс узнала сразу же. Она подарила ему эту зажигалку на Рождество много лет назад, как он ей этот виски.

Все общение этих двоих теперь сводилось к взаимным укорам и ковырянию в старых ранах. Эванс сделала вид, что не видела зажигалку, Ларссон сделал вид, что не понял, что за виски. Они смотрели друг другу в глаза и продолжали делать вид, что не знают друг друга лучше, чем кто-либо другой, играя в чужих, незнакомых, посторонних. Прикурив, Эванс затянулась и отвела взгляд, стряхнув пепел в коробку для скрепок на краю стола.

– Какого черта происходит, Эванс, – голос Лиама был похож на низкое рычание, но его требовательный тон был не более чем имитацией голоса совсем другого человека.

– Спрашиваешь, какого черта? Ладно, сейчас объясню, – снисходительно пожав плечами, Эванс отложила сигарету и поставила кружку подальше от края. Она развернула кресло, чтобы оказаться лицом к Ларссону, и начала медленно наклоняться, пока ее голова не оказалась на уровне ремня брюк Лиама.

– Какого хрена ты де… – окончание фразы так и повисло в воздухе, когда девушка открыла ящик, где лежал отчет для заседания, и резко откинулась назад на спинку кресла.

Она опять взяла сигарету и снова немного отпила из кружки, так и не взглянув на Ларссона, выражение лица которого сменилось с изумления на шок. В открытом ящике рабочего стола Эванс лежала правая женская туфля на высоком каблуке. Сомнений в принадлежности туфли к конкретной паре не было, а на Эванс в ночь гибели Ричарда, насколько помнил Ларссон, оставалась левая.

Пока Лиам изучал туфлю взглядом, Эванс ногой захлопнула ящик и затянулась. Ларссон же продолжил несколько секунд стоять, отходя от шока, а затем вырвал из ее рук кружку и одним глотком допил содержимое, занюхав рукавом дизайнерского пиджака. Сделав глубокий вдох, он забрал у Эванс сигарету и направился к выходу, закуривая на ходу. Ожидаемо, что она его не остановила, вытаскивая уже другую сигарету из пачки.

– Лиам, – тихо позвала Эванс, когда он был уже на пороге, – ты скучаешь по Ричарду?

Лиам молчал, а ей и не нужно было, чтобы он заговорил. Боль, отразившаяся в глазах бывшего друга, служила точным ответом.

– Каждую долбанную секунду, – его голос стал хриплым, а в глазах стояли непролитые слезы. На лице отразилась тень усталости, лежавшая на нем с того вечера, как Ричарда не стало, с момента, когда Лиам выбрал не его.

– Прости меня, Лиам, – голос Эванс звучал очень устало. – Прости за все. Прости за Ричарда. Если когда-нибудь сможешь. Видит Бог, я этого не хотела, – сквозь жалость, извинилась она, но Ларссон ни на миг не верил ей.

– Может и не хотела, но теперь его нет, и этого не исправить, – голос с трудом поддавался ему.

Он вышел в коридор, а Эванс так и продолжила смотреть в окно, изучая скучный серый пейзаж и льющеюся с неба воду, оседавшую на стекле.

Смутное время

Комиссар Джон Морган стоял на крыше полицейского департамента Нордэма, уйдя подальше от суеты, царившей в участке. Он был не прочь постоять так в одиночестве, поразмышлять, что могло бы стать с городом, не согласись он три года назад стать комиссаром. Такому опытному копу, как он, давно известно, что преступность подобна гидре. Если отрубить ей одну голову, то на её месте вырастет три. Теперь, посадив всех маломальских крупных боссов за решетку, Моргану оставалось только смотреть, как мелкие сошки рвут город на части, пока многие криминальные боссы надежно заперты на неопределенный срок. На их место пришло новое поколение головорезов и убийц, возомнивших себя королями этого города. Нордэм, что называлось, сидел на пороховой бочке, и если пролетит хотя бы одна искра, то город охватит война. Стоит прозвучать хотя бы одному лишнему выстрелу, и можно вызывать национальную гвардию для улаживания уличных беспорядков. Банды сцепятся друг с другом в борьбе за власть, а пострадают опять невинные жители города.

Морган боялся, что смерть Томпсона может стать той самой искрой, после которой все взлетит на воздух. Томпсон был знаком со многими сильными мира сего. В его послужном списке в Чикаго, кроме официальных мест работы, были замечены связи с некоторыми боссами мафии, для которых он собирал информацию. Но своими силами Моргану на них не выйти, а его неофициальные источники как назло хранили гробовое молчание.