Принцип карате

— Что за парень этот Окладов? Прямо фанатик какой-то.

— Он действительно очень увлечен. Даже вел переписку с различными инстанциями о введении преподавания карате с младших классов. Огорчался, что его не поддержали.

Капитан раздраженно передернул плечами, громыхнув содержимым раздутого портфеля.

— Николай вообще идеалист. Но он искренен и честен, у него совершенно чистые руки. Он считает, что такие качества присущи большинству людей, а карате способно очистить и облагородить самую замшелую душу…

— Прекраснодушная близорукость! — в третий раз сказал Крылов. — Опасная и вредная!

— Вы судите со своих, милицейских позиций…

— Расскажите это матери убитого вчера человека!

— Николай прав в одном: тот, кто сумел освоить азы карате, а на это уйдет два-три года, проникается одновременно убежденностью…

— Да ничем он не проникается! Оглянитесь вокруг, даже без нашей статистики видно, во что выливаются «безобидные» увлечения! На Руси всегда существовало правило: драка до первой крови, ноги в ход не пускать, лежачего не бить… И вдруг запрет снимается: все дозволено!

— Можно подумать, до введения карате не было хулиганства…

— Было. Но сейчас положение ухудшилось. Пример тому — вчерашний случай.

— Многое просто-напросто преувеличено. Любой боксер, борец, футболист могут нанести смертельный удар. И пусть он окажется не столь сложным, как этот…

Они шли вдоль огораживающего стройку забора, и движение Колпакова напомнило капитану выхватывание пистолета для выстрела в воздух: рука метнулась к левому бедру и резко выпрямилась, направляя ствол вверх; но никакого оружия в ней не было, а короткий сухой треск оказался звуком лопнувшей доски.

Колпаков выпустил воздух и спокойно продолжил:

— Потерпевшему никакой разницы не будет.

Крылов остановился, рассматривая повреждение. Древесина вогнулась, треснула, как переносица… И на таком же уровне…

— Где вы находились вчера вечером в девять часов?

Вопрос оперуполномоченного прозвучал резко, почти враждебно.

— А в чем дело? — по инерции спокойно спросил Колпаков. — Уж не подозреваете ли вы меня?

— Пока нет. Но похоже, убийство совершено именно таким ударом.

Геннадий посмотрел Крылову в лицо: не шутит ли? И ощутил растерянность — капитан не шутил.

— Ну… глупо… разве б я стал демонстрировать…

— Где вы находились вчера вечером?

— Сейчас… — Он вспомнил, что заходил к Колодину и просидел час-полтора, но во сколько это было? Есть ли у него алиби?

— Быстрее!

Заледеневшие глаза Крылова сверлили насквозь.

— У Сергея Павловича. Но времени не помню.

Доставая записную книжку, капитан втиснулся в будку телефона-автомата, набрал номер.

Сердце Колпакова билось учащенно. В чем дело? Он же ни в чем не виноват, бояться совершенно нечего…

Когда Крылов вышел из кабинки, лицо его расслабилось.

— Извините.

Обычный голос, обычные серые глаза. Но он умеет атаковать стремительно и неудержимо, внушая парализующий страх, — высшее качество бойца карате. Ведь испугаться — значит проиграть еще до начала схватки. Чего же он испугался? И кто из них сильнее духом: известный сенсей, отдавший Системе десять лет жизни, или этот худощавый парень, буднично исполняющий свой служебный долг?

Колпаков привык быть первым. Он научился работать жестче габаевских «зверей», на соревнованиях выбивал их одного за другим и вплотную приблизился к мастерскому нормативу, но сейчас, глядя новым, только что открывшимся зрением на Крылова, не был уверен, что сумел бы победить его, как любого другого.

— В нашем деле следует тщательно проверять каждое сомнение. — Крылов не совсем точно истолковал затянувшееся молчание спутника. — Зато теперь я смело могу обратиться к вам с просьбой…

— С просьбой? — вяло переспросил Колпаков, мучительно размышляя, чем же объясняется отчетливо ощущаемое превосходство Крылова, и пытаясь понять причину своего испуга.

— …Принять участие в следственном эксперименте.

— Что я должен сделать?

— Показать удары, которыми можно нанести интересующее нас повреждение. И еще попросим вас как специалиста высказать мнение: кто может владеть подобным ударом — стаж тренировок, спортивная квалификация предполагаемого убийцы…

Колпаков машинально кивал.

— Договорились. Завтра позвоню.

Ладонь оперуполномоченного была жесткой и тяжелой.

«Не боится подозрений только честный человек, — сформулировал наконец Колпаков. — За кем водятся грешки, тот опасается любой проверки: вдруг что-нибудь выплывет…»

Мысль была унизительной, и он ее отогнал.

На следующий день в одном из залов провели следственный эксперимент. Колпаков наносил сокрушительные удары в голову распятого на шведской стенке борцовского манекена, молчаливый фотограф щелкал затвором аппарата, багроволицый, с близко посаженными глазами судмедэксперт помечал что-то в блокноте. Чуть в стороне на длинной низкой скамейке сидели понятые.

— А не был ли один из таких ударов на Садовой? — услышал Колпаков вопрос инспектора.

— Нет, там боксерские дела, — уверенно ответил судмедэксперт. — Картина повреждений совершенно другая.