Принцип Касперского: телохранитель Интернета

Человек есть человек, можно запудрить ему мозги, забить его рекламой, и он как миленький пойдет и будет хавать очередное “педигри” или “китикэт”. Да, будет. Человек – это существо зомбируемое. Но что радует – традиционная реклама чем дальше, тем работает все меньше, меньше и меньше. Традиционная реклама – бум-бум-бум: “Пей кока-колу” – это маркетинг прошлого столетия, который работает, но уже не так хорошо, как раньше. Человек перестает обращать на это внимание. Глаз видит, но до мозга информация не доходит. Она фильтруется где-то по дороге. Все, уже перебор. Человек стал образованнее и умнее. И раньше был просто телевизор, который бил сразу на миллионы, на десятки миллионов.

Надо думать, как по-другому доносить до рынка информацию продуктов. Скорее всего, это будет Интернет.

Реклама должна быть более целевой, нацеленной на решение данной конкретной задачи, на конкретную группу потребителей, на социальную группу.

Есть два человека, два персонажа, которые близки мне, частично близки по пониманию этого мира – Билл Гейтс и Ричард Брэнсон. Билл Гейтс, поскольку он сделал массовую операционную систему и этим изменил мир, и я просто преклоняюсь перед ним за это. Он построил новый социум, построил социум программистов, индустрию программного обеспечения. Не он, она сама возникла вокруг его системы. Но он ее обучил, он ее кушал, он всячески делал все для того, чтобы эта система появилась, чтобы этот социум появился. И это социум в результате сделал систему популярной. Это такой обоюдный процесс.

“Майкрософт” учил программистов работать под Windows, а программисты потом сделали Windows самой популярной системой. Вот за это я снимаю шляпу, и вот здесь я с ним полностью разделяю его стратегию, я с ней полностью согласен. И не согласен со Стивом Джобсом, у которого противоположная стратегия, то есть полный контроль за разработкой, и цель – собрать максимальное количество денег на минимальном участке.

Брэнсон мне близок по своей демократичной системе управления и тем, что он тоже ищет людей и дает им все полномочия.

Далек Брэнсон от меня тем, что он все-таки работает в совершенно разных бизнесах, и в каждом бизнесе, на каждом рынке он берет, ну не везде, но в большинстве случаев, такую маленькую нишу, верхний сегмент берет, которые готовы платить большие деньги. Все. Вниз он не идет.

В этом мы разные. Причем, более того, даже вот если мне стратегия Гейтса стала понятна какое-то количество лет назад, но я пришел к пониманию того же до того, как я понял стратегию Гейтса.

Не люблю тяжелую литературу, то есть классику. Даже в детстве не смог осилить. И все-таки я до нее дойду! Люблю Акунина, Пелевина, Стругацких. Каждую книжку нужно читать правильно. Я однажды в самолете, Токио–Москва, лет пять назад, понял, как правильно нужно читать Довлатова. Его нужно читать в том же состоянии, в котором он писал свои книжки. Приняв пол-литра скотча и читая каждое предложение по словам и помещая все это в мозг, несмотря, что действительно в каждом предложении все слова начинаются с разных букв, и перечитывая эти предложения два-три раза, перемалывая, я получил огромнейшее удовольствие. К сожалению, в нетрезвом виде книг больше не читал.

Есть вещи, которые мне сильно неприятны, за которые стыдно, которые на меня производят жуткое совершенно впечатление, – чужая боль, физические травмы меня вводят в состояние ступора. Боюсь вида своей крови. Приходя к зубному врачу, стоматологу, я всегда говорю: труслив, слюняв, боюсь боли. Ну, и пить надо меньше. Хотя, что интересно, – алкоголь помогает. В разумных количествах.

Мама моя посмотрела на меня однажды, говорит: ты у меня шоумэн. Я говорю: ну да, я шоумен. Я человек очень социальный, люблю выступать на публику, люблю быть в коллективе, одновременно с этим я очень люблю быть один. Когда я с людьми, я себя отдаю, когда мне нужно время, чтобы остыть, я очень люблю быть один. Одновременно начинаю крутить информацию, которую собрал. И вот тогда, когда она уже крутится-крутится-крутится, – на горшке, в душе, где угодно, как калейдоскоп, появляются разные картинки. И вот – бах, пришла идея, появилась Мона Лиза. О! Есть! Как обезьяна за печатной машинкой. Рано или поздно она напишет “Войну и мир”.

Еще со школы я заметил, что всегда оставался один. То есть коллектив делился на какие-то группы по интересам, ну как обычно бывает, пойдем там пива попьем или давай пойдем в кино, в футбол играть. И народ друг друга зовет, то есть подтягивает свое комьюнити, а я оставался вне комьюнити, я был один. Меня никуда не звали. При этом были дружеские отношения, все было хорошо, но я ощущал, что я в некоторой изоляции нахожусь.