Принцип неопределенности

– Я вижу смерть. И сделаю все, чтобы она была не моя. Я все же боюсь смерти, как и всякой вещи, которую при всем желании не могу познать. Чужая же смерть это всего лишь напоминание о моей собственной, а не сама она, даже не нечто похожее… ведь ее можно изучать со стороны, каплю за каплей… это можно и стерпеть.

– Хорошо то, что меня рядом не будет, — выдавил испуганно Фарланд.

– А я-то думал, что ты друг, — обиделся я. — ничто не сближает так, как совместное избавление от улик и тела.

– Я контрабандист, а не убийца! — ответил он возмущенно.

– А ты уверен, кстати, что нас не слушают через микрофон в подставном спидере и не сливают запись по комлинку? — спросил я.

– Ты как Ивендо. Он к старости заработал паранойю. Но ты молод, как у тебя получилось так скоро обзавестись ей?

– Не бывает молодых и старых людей. Есть умные и глупые. Ивендо умен. И я знаю, что в этом спидере нет ничего лишнего. Но почему ты так уверен в этом?

– Я не уверен.

– Тогда не болтай, — я ухмылялся.

Окончательно вывел его из себя. Он, как обиженная девчонка перестал со мной разговаривать. Так и долетели через час до его муравейника. Или термитника?

– Если я запаркуюсь на официальной парковке, будет регистрироваться, что это именно я оставил спидер? И официальный хозяин спидера?

– Будет.

– А эти строчки сравнивают?

– Если спидер заявлен в угоне.

– Можно запарковаться не на официальной парковке? — немного подумав, спросил я еще.

– Можно, но его могут арестовать. Или угнать, что еще хуже. Есть охраняемые парковки, не подающие информацию в общую полицейскую сеть. Но готовься отвалить деньги коллегии.

– Коллегии?

– Вроде мафии. Но действуют почти легально. Собирают взносы на благотворительность. Почти со всех. Следят за порядком. Помогают людям, попавшим в трудное положение, дают деньги в долг. Но ждут содействия в ответ. Лучше с ними не ссориться. Вожаки районных коллегий люди очень уважаемые.

– Много выйдет за парковку у них? — я не хотел оставлять следов о своем присутствии, так и не сказав Траверу, что джедаи продолжают искать меня, а подставлять его и себя, разумеется, я не хотел.

– Триста кредитов в сутки.

– Подскажешь, где у них можно остановиться?

– Меня могут сдать банку, не хочу попадаться им на глаза.

– Банк ищет тебя по старому месту жительства?

– Неофициальный заказ на поиск. Не совсем награда за голову, но близко. И коллегия может на этом заработать.

– Заплати коллегии больше, — я пожал плечами.

– У меня есть сумма на такой случай, но это все равно очень много.

– За реакторы, если все пойдет гладко, получишь больше. Намного.

– Это так, — он кивнул.

– У меня на родине есть такая пословица. Жадность свободного торговца сгубила. Не экономь на своей безопасности. Паранойя самое полезное из всех психических отклонений, которое только мне известны, — посоветовал я ему.

– Постараюсь.

– Ты слишком хорошо готовишь, чтобы я не волновался за тебя.

– Спасибо. За то, что ценен, только как повар, — он сделал вид, что обиделся.

Покинув поток, заполненный десятками тысяч спидеров, мы влетели в проем, ведущий внутрь мегаблока. Угловатое здание высотой в пару километров и сторонами в пять-шесть тысяч метров могло с презрением взирать как на пирамиды фараонов так и на зиккураты инков. Если заметило бы эти наросты на земле рядом с собой. Как в легких мы, подобно кислороду добрались до своей альвеолы-парковки и проникли в кровеносную систему. Заплатив мутному типу с шоковой дубинкой, не задававшему лишних вопросов триста кредитов мы сели в лифт, унесший нас с огромной скоростью по шахте в тысяча какой-то уровень.

Я рассчитался за проезд паспортом, лифт послушно отправил пакет данных о моем положении полиции, в банк и всем прочим заинтересованным. Устройства, не требовавшие ввода пин-кода и данных биометрии, для съема денег со счета строго контролировались банками и были намертво вмурованы в просматриваемые камерой места. Так что наши лица еще и фиксировались камерой. Тотальный контроль. Оставаться анонимными нам не позволяли — я лишь зло скалился в буркалы камерам. Свобода передвижения, выбора работы и прочие были в Республике священны. Ты волен делать что угодно, но каждый твой шаг фиксируется — полная линкабельность любых поступков к конечной точке — твоему удостоверению личности. Каждое действие с кредитами и любое перемещение в пространстве. Оставаться анонимным можно только в цифровом пространстве, да и то — далеко не всегда.

Республика была сложным устройством. Вероятно самым сложным, которое я могу назвать после человеческого мозга, или даже более сложным, поскольку включало эти куски студня, как логические элементы. Её величественный и хрупкий свод держали сотни колонн, и упади одна — рухнет весь неф. Но это было прочное здание, его, как раствор, скрепляли Законы, объект поклонения в храме Республики. Именно так, с большой буквы. Как в республиканском Риме. Закон — её высшая наука, так можно было сказать о ней. Миллионы мелких и больших ограничений. Слишком долго её жители избегали всяческих войн, а олигархи — расходов.