Принцип неверности

— Я уже их сделала. Ладно, пока, Хрыкин уже вышел на сцену, мне надо быть с ним.

Отключившись, я быстро пошла в сторону кулис, потому что Хрыкин в сопровождении охраны действительно пошел к сцене. Трудно было бы предположить, что за полчаса Погорельцов или Галушко успеют подготовить какую-то пакость, но кто их знает? От этих дядей всего можно ожидать.

Концерт проходил с оглушительным успехом. Как и первые два. Вообще-то, я не считаю себя брюзгой. А уж тем более — старухой. Но понять, в чем прелесть этой музыки, я, хоть убейте меня, не могла. Хотя когда-то наши родители тоже не могли понять, почему нам нравится тот или иной исполнитель. Не исключено, что я просто консерватор в музыке и предпочитаю слушать то, к чему привыкла.

Из этой философской задумчивости меня вывел громкий хлопок. Кто-то мог бы не обратить на него внимания, но только не я. Натренированный слух просто не мог пропустить его. Это был хлопок взрыва! И не петарды, а гранаты. Судя по звуку, это была «РГД». Противопехотная граната наступательного назначения, с разбросом осколков на двадцать — двадцать пять метров. Одновременно со взрывом я услышала испуганный крик Хрыкина.

Никто не успел никак среагировать, как послышался второй взрыв. На этот раз Хрыкин уже не просто закричал — он завопил и почему-то пытался подбежать в поисках спасения не к кулисам, а, наоборот, к рампе. Публика, видимо сочтя, что так и должно быть, радостно подхватила его вопль. Но мне было не до этого. Почти не раздумывая, я бросилась на сцену и в длинном прыжке навалилась на Хрыкина, опрокидывая его на пол. Одновременно с этим я постаралась оттолкнуть его в противоположную от края сцены сторону. На этот раз я без особых церемоний подмяла его под себя. Интуитивно я чувствовала, что последуют и другие попытки бросить смертельно опасный боеприпас. И только я успела об этом подумать, как раздалось два взрыва подряд. Над моей головой со свистом пролетели осколки. Что-то в этом свисте показалось мне не таким, как должно было быть. Но разбираться в своих ощущениях мне было некогда.

На сцену никто не решался выйти, все только наперебой подавали мне советы, в которых я нуждалась меньше всего. Продолжая прижимать Хрыкина к полу, я начала медленно оттаскивать его в глубь сцены и к кулисам. Когда до спасительного кармана оставалось не более полутора метров, громыхнуло опять. На этот раз просвистело где-то позади нас, и я поняла, что из зоны поражения мы вышли. Быстро вскочив на ноги, я рывком подхватила Хрыкина за шиворот и волоком втащила его за кулисы, продолжая прикрывать его спину.

За кулисами Хрыкина тут же перехватили его охранники и потащили куда-то в коридор.

— Стоять!!! — закричала я так, что оказавшийся рядом со мной сотрудник концертного зала шарахнулся от меня в сторону. — Я сказала: стоять всем на месте!!!

— В чем дело? — раздался строгий голос Галушко. — Ребята эвакуируют объект. Что вас не устраивает?

— В коридоре может быть засада, — чуть более спокойным тоном пояснила я, хотя прекрасно понимала, что это полная ерунда. Если где-то и могла быть эта самая засада, то только здесь, за кулисами. Просто ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы Хрыкин выпал из поля моего зрения. Я обещала ему свою защиту, и он мне поверил.

При слове «засада» Хрыкин окончательно потерял самообладание и наверняка бы свалился в обморок, если бы его не поддержали охранники.

Галушко вдруг весь налился какой-то нехорошей багровостью и стал раздуваться, как жаба на болоте. Не знаю, чем бы это закончилось, если бы не появился маленький человечек в потертом пиджачке и со старомодными очками на носу.

— Господа, простите, боже мой, какой осел поставил эти чертовы лампы? Это же форменное самоубийство! Господа, прошу вас извинить меня. Это я недосмотрел.

Все стоявшие за кулисами в изумлении уставились на это явление. А человечек, нисколько не смущаясь и продолжая причитать, нажал на какие-то кнопки на электрощите, отчего свет на сцене мгновенно погас. Потом он снял трубку закулисного телефона, набрал номер и коротко распорядился:

— Виктор, немедленно спустись за кулисы! И захвати с собой рамповые лампы.

Между тем публика даже не заметила исчезновения Хрыкина. Фонограмма продолжала играть, голос Хрыкина выводил что-то такое-эдакое о неразделенной любви, и девчонки с визгом отплясывали, не обращая никакого внимания на пустую сцену.

— Что случилось? — поинтересовалась я у человечка. До меня внезапно дошло, что именно было необычным в свисте осколков. Звук был каким-то слишком легким, в то время как осколки от боевой «РГД» издают тяжелый жужжащий звук, напоминающий полет шершня.

— Ой, даже не спрашивайте, — махнул рукой человечек. — Какой-то идиот поставил в рампу юпитерные лампы вместо рамповых. Это же надо было до такого додуматься?!

— А чем они различаются? — продолжала я допытываться.

Человечек посмотрел на меня с такой укоризной, что мне невольно стало стыдно за то, что я не разбираюсь в таких очевидных вещах.