Я пришел домой и грохнулся на кровать. А наутро Грея вывести не смог. Как болело мое тело! Ох, как болело мое тело! Я стал как тряпка: вялый и расслабленный. Ну, ладно «тряпка» — ныла каждая жилочка, каждая клеточка. Я был болезненной тряпкой — вялым растением. Те места, которые касались постели, молили, взывали: не троньте нас — мы так болеем… Я был скручен, растянут и отпущен. И не все встало на место. Те места, которые продолжали быть скрученными (скрюченными, скорченными), давали знать: болела — кругом — поясница; ломили плечи — казалось, их выкрутили и вбили на место; а икры и голени задрожали и налились усталостью лишь встал… Да, я был разбит, был выжат, измочален… Повалился обратно.
Поминутно пристанывал. Ворочался, поудобнее пристраивал тело и не находил покоя. Прихватывал зубами подушку. Ох, как было тяжко! Ох, как утомился! Хотел даже в школу не идти.
Мамуля прознала и прогнала под горячий душ. А потом сделала массаж. Стало легче. Она было порывалась встретиться с В.В., чтобы указать на недопустимость таких нагрузок на физически неокрепшие организмы. Еле отговорил.
А нагрузки только увеличивались. После разминок проводили различные старты, делали растяжки: полушпагат, «бабочку» — в конце играли в волейбол или баскетбол. За окном темнело, а тут, под светом мягко разгоравшихся ДРЛок, было ярко, азартно и весело. Мы стали более опытными и приносили с собой по две-три смены футболок. На те литры пота, которые сливались с нас, одной одежки не хватало.
После каждых занятий по три-пять часов дежурные вооружались тряпками, ведрами и швабрами. Швабры были широкие и захватывали по метру и более. Вот мы, отжав и накинув на эти поперечины мешковину, бегали с ними по залу вперед и назад. Спорткомплекс стал теперь для нас что дом родной. Сейчас он не казался таинственным и бездонно-огромным. Были здесь бассейн; пара борцовских залов, сплошь устеленных матами; наряду с баскетбольными площадками и наш фехтовальный зал. А еще больше кабинетов и несколько душевых, закрытых на замок.
Все чаще мы проникали туда, где тренировались старшие. Некоторые уже вышли из школы, учились в ПТУ и техникумах, но до сих пор не бросали любимое дело. Обращал на себя внимание один. По особому выражению лица, по движениям чувствовалось, что он знает себе цену. Двигался парень легко, безошибочно быстро. Дрался бурно, темпераментно, с резкими возгласами, шпагу с рукояткой «пистолетом» держал в левой руке. Мы показывали его друг другу и говорили шепотом: кандидат в мастера… И казалось: пока научусь так драться — сто лет пройдет.
Уже стали разбираться кое в чем: шпагой поражается весь противник, а рапирой только грудь — для рапиры и предназначены те два белых фонаря на аппарате — «негативный укол» — горят, если не в грудь. Были еще саблисты, но они тренировались по другим дням, и мы лишь знали, что у них засчитываются удары, а не уколы. Заметили еще, что шпага трехгранная, а рапира четырехгранная и с большой резной гардой. С каким нетерпением ждали того момента, когда позволят нам взять клинки — вот уж казалось: против нас никто не устоит!
Но дни текли, но дни сменялись — без намека на приобщение к оружию, нагруженные до предела. Если днем и вечером занимаемся на секции, то по утрам — дома. Бегаю — укрепляю ноги. Грей рядом. Сначала на школьном стадиончике. Потом осмеливаюсь и делаю круги вдоль кварталов. Прибегаю заляпанным до спины — на улице грязь и холод. Хорошо, что болонья легко отмывается, а то от мамы мне бы влетало. Но ноги тренировать необходимо — В.В. сказал, что у нас они должны быть мощнее культуристских. Кстати, об этом. Дверь спальни моей увешана страницами из журнала «Красота и сила». На них курс атлетической гимнастики для подростков и юношей. Стараюсь следовать указаниям. Кроме ног особо надо укреплять плечи: вытягиваешь руку с гантелью вперед и держишь — хороший показатель, если не опустишь в течение пятнадцати минут. Пока не купили гантели, пользовался утюгом.
Файл 8: шпага