Принцип Новикова. Вот это я попал

— Потрясающе, — я лег и принялся разглядывать потолок. Знал ли Петр, что его любимец конкретно зарывается? И отдаляется от него все сильнее и сильнее, предпочитая любые другие дела и развлечения, лишь бы подальше от императора? Скорее всего, знал, недаром же пораженческие мысли у него в последний год жизни были, все смерть себе скорую пророчил. — Вот что, Митька, поброди рядом с казармами, послушай, что гвардейцы говорят. Может, я зря про них плохо думаю, и Иван для них вовсе не последнее слово, которое выше моего будет. И честь и клятвы свои преображенцы блюдут? Ведь не вступились за Трубецкого, когда я его отстранял. Сами повязали и шпагу мне принесли. Завтра с утра и начнешь. Все ли понятно тебе?

— Все, не дурней же я валенка, государь, — Митька поднялся. — Ничего тебе от меня больше не требуется?

— Иди, будешь нужен, позову, — я махнул рукой, отпуская его. — Да, завтра поутру приготовь мне платье, вставать я буду, да опосля завтрака приму де Лириа, а то он надумает себе невесть что. Этот может. — Дождавшись, когда дверь за Митькой закроется, я закрыл глаза. Да, дело, похоже, и впрямь сдвинулось с мертвой точки.

Глава 7

Ушаков успел прибыть до того, как утром на высочайшую аудиенцию соизволил явиться де Лириа. Это было весьма удивительно, и я долго не мог понять, каким образом он успел примчаться в Царское село, если гонца к нему в Ярославль Репнин отправил лишь неделю назад.

Я как раз закончил завтрак и сидел в своем кабинете, читая Макиавелли. Так уж получилось, что, открыв это произведение искусства, названного книгой, я сначала тормознул, увидев, что она написана на латыни, но с большим удивлением, прочитав пару строк, внезапно понял, что понимаю написанное. Получается, что Петр знал латынь и мне досталось это знание в качестве подарка от еще сохранившего кое-какие нейронные пути тела. Другая странность заключалась в том, что никаких других языков я так и не «вспомнил». То ли латыни Петра учили более качественно, и, изученные куда поверхностнее, знания уже улетучились, то ли его вообще никаким языкам больше не учили, что для этого времени было немного странно. Тем не менее, латынь я знал, и с удовольствием погрузился в чтение «Государя».

Дверь в кабинет приоткрылась и вошел Репнин.

— Государь, Петр Алексеевич, Ушаков Андрей Иванович явился по твоему велению.

— Уже? — вот этому обстоятельству я и удивился куда больше, нежели тому факту, что, оказывается, знаю латынь, совершенно для меня бесполезную. — Ну раз явился, пускай заходит.

Дверь снова открылась, и в кабинет вошел высокий, статный, все еще сохранивший крепость тела и былую привлекательность лица мужчина. Определить его возраст было сложно, так как по цветущему его виду можно было судить лишь о том, что он не предавался различным излишествам и вел активному во всех смыслах жизнь. Он остановился у порога, явно растерянный, потому что я продолжал читать, словно до сих пор сидел в комнате в гордом одиночестве.

— «Об уме правителя первым делом судят по тому, каких людей он к себе приближает; если это люди преданные и способные, то можно всегда быть уверенным в его мудрости, ибо он умел распознать их способности и удержать их преданность. Если же они не таковы, то и о государе заключат соответственно, ибо первую оплошность он уже совершил, выбрав плохих помощников». — Прочитал я вслух, сразу же переводя на русский, потому что понятия не имел, знает Ушаков латынь, или все-таки нет.

— Государь? — осторожно задал он вопрос, явно интересуясь, что я имею в виду.

— Точно, «Государь». Надо же, а я и не знал, что ты, Андрей Иванович, знаток Никколо Макиавелли, — я отодвинул книгу в сторону и посмотрел на Ушакова. — Ну что же ты в дверях топчешься, садись. Разговор у нас долгий предстоит.

— Я могу спросить, зачем ты звал меня, государь, Петр Алексеевич? — он спросил все еще стоя в дверях. А вообще забавно, дед прилично уже так по времени завещал обращаться всем по иноземному, а ведь, смотри ты, едва появилась такая возможность, и все сразу же начали сбрасывать то не наше, которое еще не успели впитать с молоком матери. Но это они зря, ей богу. Я не собираюсь все начинания Петра Великого псу под откос пускать. Но кое-что все-таки уберу. Пока не знаю точно, что именно, потому что не закончил изучать даже табель о рангах, так что, пока об этом даже думать не следует.