Блейк резко затормозил в нескольких шагах от койки и, останавливаясь, удивился, что бежит и что его больничная рубашка лежит на полу, а он стоит в комнате голым. И тут что-то щелкнуло у него в голове, словно треснула слишком тугая оболочка, и все знание открылось ему – о тоннеле, и об испуге, и двух других существах, которые составляли с ним единое целое.
Внезапно ослабев от нахлынувшей радости, Блейк опустился на кровать. Он вновь обрел цельность, стал тем существом, каким был прежде. И теперь Блейк уже не один – с ним были те двое. И они ответили ему – не словами, а мысленным дружеским похлопыванием по плечу. (Колючие, холодные звезды над пустыней, в которой нет ничего, кроме песчаных дюн и снега. Мысль, протянувшаяся к звездам и черпающая в них знание. Жаркое, окутанное паром болото. Длинная, тяжелая лента информация, свернувшаяся внутри пирамиды биологического компьютера. Три хранилища мысли, мгновенно сливающиеся в одно. Соприкосновение разумов.)
– Оно побежало, увидев меня, – сказал Охотник. – Скоро придут другие.
– Это твоя планета, Оборотень. Ты знаешь, что делать.
– Верно, Мыслитель, планета моя. Но то, что известно мне, знаете и вы. Знание общее.
– Но тебе решать, что делать.
– Возможно, они еще не разобрались, что это был я, – сказал Оборотень. – Пока. Возможно, у нас есть немного времени.
– Совсем немного.
Он прав, подумал Блейк. Времени почти нет. Медсестра, с визгом несущаяся по коридору, – на ее вопли выбегут все: санитары, другие сестры, врачи, нянечки, повара. Через считанные минуты переполох охватит всю больницу.
– Все дело в том, – сказал он, – что Охотник слишком уж похож на волка.
– Твое определение, – отозвался Охотник, – подразумевает существо, которое питается другими существами. Но ты же знаешь, я не способен…
– Конечно, нет, – ответил себе Блейк. – Но они-то думают по-другому. Когда они видят тебя, ты кажешься им волком. Как той ночью перед домом сенатора, когда сторож увидел твой силуэт при вспышке молнии. Он действовал инстинктивно – сработал комплекс старинных преданий о волках.
– А если кто-нибудь увидит Мыслителя, как он станет действовать? Что с нами будет? – спросил Охотник. – Я высвобождался дважды, Оборотень, и в первый раз было сыро и темно, а в другой – светло и тесно.
– А я высвобождался только раз, – сказал Мыслитель, – и не смог функционировать.
– Тихо! – вслух произнес Блейк. – Тихо. Дайте подумать.
Во-первых, здесь находился он сам, человек – искусственный человек, андроид, изготовленный в лаборатории, неограниченная вариабельность, принцип оборотня, гибкость – интеллектуальная и биологическая, – которая сделала его таким, каков он сейчас. Человек. Такой же человек, как все, не считая происхождения. И преимуществ, обыкновенному человеку недоступных. Иммунитет к болезням, аутогенное лечение, самовосстановление. Человек, такой же, как и все люди, с разумом, чувствами, физиологией. Но при этом и инструмент – человек, спроектированный для определенной задачи. Лазутчик во внеземные формы жизни. И наделенный столь уравновешенной психикой, столь незыблемой логикой, столь поразительной способностью приспособляться и проникать в них, что его разум в состоянии вынести без ущерба то, что испепелило и в клочья разнесло бы любой другой разум, – трансформацию в инопланетное существо с его телом, мозгом, эмоциями.
Во-вторых, здесь был Мыслитель (можно ли подобрать ему какое-либо другое имя?) – бесформенная плоть, способная по желанию принимать любую форму, но в силу давней привычки предпочитающая форму пирамиды как оптимальную для жизнедеятельности. Обитатель яростного первобытного мира на покрытой болотами планете, купающейся в потоках тепла и энергии новорожденного солнца. Чудовищные существа ползали, плавали, бродили в этом краю болот, но Мыслители не знали страха, как не знали и необходимости чего-либо бояться. Черпая жизненную квинтэссенцию из энергетических штормов, бушующих на планете, они обладали уникальной системой защиты – покрывалом из взаимозамыкающихся силовых линий, которое отгораживало их от прожорливого внешнего мира. Они размышляли о существовании и никогда – о жизни или смерти, поскольку в их памяти не хранилось воспоминаний ни о рождениях, ни о смертях кого-либо из них. Грубые физические силы при определенных обстоятельствах могли расчленить их, разорвать плоть, но тогда из каждого обрывка плоти, несущего генетическую информацию о всем существе, вырастал новый Мыслитель. Впрочем, этого тоже никогда не случалось, но данные о такой возможности и ее последствиях составляли информационную основу разума каждого Мыслителя.