Принцип подобия

— Где Вербена, и что ты задумал, Касси?

— То, до чего ты не сумел бы, Целест, — губы его дрожали и блестели. Кассиус волновался. Казалось, он расплачется, вздумай Целест поддразнить его — "маменькиным сынком", "гребаным Триэном" или как-нибудь в подобном роде.

Руки дрожали тоже. На шее Элоизы — наверное, щекотно, если бы она чувствовала.

"Где он взял мистика?"

— Ближе к делу, Касси. Ты выгоняешь куда-то всю охрану, связываешь отца, зачаровываешь мою сестру — и твою невесту, между прочим, и… чего это за дешевый спектакль в честь новогодия?

— Магниты и люди должны объединиться. По-хорошему не получилось, Целест, — Кассиус улыбнулся. В кресле глухо застонал отец — наверняка, захлебываясь слюной и родовыми проклятиями. Эпидемия на Дом Триэнов, пусть каждого захватит одержимость… да-да, мы так и поняли.

Кассиус сморгнул, но фразу закончил:

— Ты должен убить отца, Целест. Мы подготовили все… даже аппеляцию к твоим возможным сомнениям, — и пригладил разметанные волосы Элоизы, — Но убить должен ты.

Целест кивнул. Переспросил:

— Почему я?

— Законы политики. Законы жанра. От тебя этого ждут, после сегодняшнего… выступления. Ну же, Целест — это не преступление, это логичный поступок и логичное завершение… шоу.

Целест сдерживался. От… смеха. Хохот щекотал диафрагму, будто он наглотался гусиного пуха.

— Ты решил подставить меня, правда, Касси?

"Не доверяй Триэнам. Мать была права. А я дурак. Хы-ы, тоже — новость…"

Следом, лениво: почему Рони его не "прочитал"? Куда завернуло его чертовы мистиковы мозги?

— Подставить? Перед кем? — Кассиус поморщился, подопнул бутылку — та покатилась с глуховатым звуком, уперлась в кресло. — Все для Объединения, Целест. Ты убиваешь главную помеху, потому что это справедливо — Верховный Сенатор должен умереть от руки достойного. Например, своего сына.

В тот момент Адриан Альена грыз кляп. Целесту послышалось, лопаются нитки. "А толку? Он позовет стражей… и? Никого нет. Нас здесь трое — Элоизы тоже нет. И слава богам…"

Очень легко было — согласиться.

Целест ведь решил, что ненавидит отца. За дом-без-теней, за "Амбивалент — антинаучная выдумка", за "молодой человек" и давешний позор на Площади Семи. За Вербену, в конце концов. Она старалась.

— Любишь ритуалы, Касси?

"Проклятье, я тяну время или куда?"

— Мой отец повесил бунтовщиков на Площади. Триэны любят ритуалы, ты прав. Но — я поболтаю с тобой в другой раз, брат моей невесты. Сейчас — действуй.

"Да, он тоже решил, что время не бесконечно".

— Где Вербена? — Целест спрятал ладони, а шипы спрятались в мякоть. Бледно-розовый порез привычно саднил, когда-то он выбрал основной стихией — костяные выросты и яд, и тогда еще Тиберий сказал: ты жесток, парень. В том числе, к себе.

— Жива и здорова. С ней мой… приятель, увез девчонку, чтобы не… травмировать психику или как там это называется, — Кассиус пожевал жирные губы. — Целест, правда — надоело. Выбора у тебя нет. Действуй.

Выбора у Целеста и впрямь не оставалось. Если отойти на полшага — связанный человек теряет всякое сходство с живым; "он уже мертв" — умер, наверное, когда Кассиус (как он справился в одиночку? Где, черти ее раздери, была охрана?) связывал и выламывал, сворачивал и подгонял под кресло.

Стать отцеубийцей — даже не преступление. Триэны враги Альена, но не враги Магнитам. Целест отрекся от родового имени, верно? Хороший способ доказать на деле — убить Верховного Сенатора; всего-навсего политика — и, может быть, после того, как закончится траур, получится повторить эксперимент с Объединением…

А может быть, и не объявят траура. Целест — герой освободитель, а недруги Мира Восстановленного низвегнуты в бездну. Очень красиво звучит, верно?

— Если… его убью я… Народ никогда не примет Магнитов, — Целест выдохнул с паузами; его тошнило. У отца глаза — горячие, а Элоизины — стылый сердолик, от контраста температур — голова лопается.

"Я внутри… иллюзии, скажем. Мистиковы штучки. Надрать Рони задницу. Или еще кому-нибудь из их братии…"

Целест укусил себя за указательный палец.

— Народ примет Магнитов. Ты убьешь того, кто мешал Объединению. Ты убьешь того, кто мешал спасению Мира Восстановленного, — возразил Кассиус, а потом потянул Элоизу за волосы, запрокидывая бледное лицо вверх. — Ты с одержимыми душеспасительные беседы вел? Нет. Ты пытал их в Цитадели, и убивал их — призывал, как вы называете. И это было правильно, потому что Гомеопаты исцеляют подобное подобным. Сделай это, Целест. Исцели.

"…Внутри… иллюзии".

Целест зажмурился. Схватил горстью воздух, будто захлебывался в вязкой воде. Можно не размыкать век — у него хороший опыт Магнита, его учили драться вслепую и ослепленным; ударить по связанному — шипы и яд. Для одержимого — "призыв", человеку — смерть. Адриан Альена был человеком.

Всего-навсего.

Один не должен мешать целому Миру Восстановленному. "У тебя хорошие друзья, парень", проскрежетал дешифратор где-то у затылка Целеста; Кассиус — не предатель. Триэны всегда Триэны, но он-на-твоей-стороне, и…

Взвизгнуло костяное копье.