Принцип подобия

Целест завис в полуметре над землей, прикидывая, хватит ли телекинетических сил перекинуть двоих; жестами объяснил: придется лезть, дальше помогу. Рони отрицательно мотнул головой. Целест скрипнул зубами, но отступать поздно — подхватил напарника за руку, тот был много тяжелее обычно поднимаемых предметов, Целест с усилием закинул его на забор. Рони неуклюже уцепился за кромку, перевалился до половины на городскую сторону. Он закусил губу: от резкого "прыжка" его тошнило.

— Вниз, — скомандовал Целест, вновь пытаясь удержать, отпустил в каких-нибудь десяти сантиметрах, но Рони плюхнулся не изящнее тюка с мукой. Целест вздохнул: он слышал прежде, мол, мистики скверно владеют собственным телом.

— Ты в порядке? — не хватало, чтобы напарник вывихнул ногу, к примеру. Или сломал что-нибудь. Рони поднялся, подул на оцарапанные ладони, отряхнул влажную грязь с коленей:

— Да. Пойдем.

— Вперед! — просиял Целест ярче солнышка — даром, что вечер хмурился и сыпал первым мягким снегом, — Виндикар, столица Мира Восстановленного, ждет нас!

Дивен город Виндикар, сиятельная столица империи Эсколер. Точно из обломков помятой и опаленной скорлупы — разрухи, пожаров и наводнений, из мертвенного праха старой Европы, из мраморной крошки и битого стекла, вылупился он, отбросил грязную и неказистую скорлупу, расправил черно-алые крылья.

Отстроенный после эпидемии, Виндикар ныне напоминал лоскутное покрывало — люди всех наций и вероисповеданий стекались в оплот цивилизации, то отражалось в нарядах, говоре, архитектуре. Китайские пагоды соседствовали с викторианскими "колониальными" особняками, по соседству с вычурным барокко можно было наткнуться на поджарый хромированный хай-тек, и все они по стойке "смирно" вытянулись перед сооружениями не самыми высокими, но самыми значимыми: Сенатом, Цитаделью Гомеопатов и Лабораторией. Мелькали аляповатые вывески, пестрые рекламные щиты мелькали разноцветным неоном — специальные батареи подзаряжать нанимались за сходную плату Магниты-воины; Целест собственноручно постарался для господина Доррета, владельца табачной фабрики. Оплачивал Доррет заядлому курильщику половину — деньгами, половину — натурой.

— Моя работа, — не удержался и похвастался Целест, указывая спутнику на растянутую в пол-улицы рекламу. Реклама изображала роковую брюнетку, одетую практически исключительно в витки серебристого табачного дыма, коий попутно являлся для девушки главным источником наслаждения — во всяком случае, если судить по ее лицу.

Рони открыл рот, чтобы напомнить о запрете использовать ресурсы Магнита не по назначению, но промолчал, конечно.

Вдоль пасмурных улиц тянулись вереницы багряных огней, город казался залитым не то закатом, не то отблесками пламени. Красный считался цветом Виндикара, злые языки вспоминали старое значение — символ проституции, но вне кухонь — или приватных вечеринок с камином и сладким ликером, так шутить не рисковали даже аристократы. Злой язык и потерять недолго, а власть Сената — справедлива, но строга. У черно-багряного города имелись не только крылья, но и стальные когти, зоркий орлиный глаз и острый клюв.

Целест и Рони миновали Площадь Семи — Целест рассказал три легенды о непонятных "Семи", в каждой упоминались разные личности. То повешенные за крамольные стихи поэты, то бунтовщики, сожранные дикими зверями, то вообще одержимые.

Рони едва поспевал за длинноногим и быстрым Целестом, затем не выдержал и осторожно потянул за рукав. Целест сбавил ходу.

По площади и прилегающим улицам мелькали вытянутые, похожие на серебристых и золотых рыб, мобили. Рони, уроженец "скорлупы" — Северных Пределов, испугался их поначалу и закашлялся, когда одна из золотых рыбок обдала его зловонным бурым дымом.

А за задернутыми занавесями он ощутил причудливые галлюцинации и животную похоть — будто ударной волной оттолкнуло, он застыл, посреди площади с открытым ртом.

— Кто это, Целест? — не сразу развернулся к провожатому.

— Детки аристократии, — фыркнул тот, — обдолбались порошком и катятся куда-нибудь в дорогой клуб… а, извини, ты не в курсе, что такое наркота и клубы.

— Они подобны одержимым, — заметил мистик, — хотя вызвали болезнь сами.

— Не путай болезнь с кайфом, — и Целест закурил помятую и надорванную сигарету из истрепанной пачки; Рони поморщился, но послушно вдохнул терпкий табачный запах. Кайф… вроде настойки с мухоморами — в деревне готовили такую, на дно огромного жбана клался один-единственный гриб цвета огней Виндикара, а потом заливался ржаной брагой.