Остальную часть работы проделываем вместе. Пересыпаем подшипники из бумажных промасленных пакетов, в целлофановые. Скрепляем скотчем элементы бомбы - брикет аммонита, промежуточный детонатор (ту самую тротиловую шашку), пакетик с подшипниками. Семь увесистых свертков...
--А большие пакеты зачем были нужны? - отдуваясь, спрашивает Лори.
Я протягиваю ей бомбу:
--Прикинь. Смотри, какая тяжесть получилась. А так чиркаешь теркой...
--Какой теркой? - изумленно вскидывает брови она.
Я молча смотрю на нее, потом тычу пальцем в хвостик шнура, к которому прикручены скотчем спички.
--А поняла! - радуется Лори.
--Ну вот, чиркаешь, а потом либо оставляешь пакет в толпе и быстро убегаешь, либо... - я наглядно показываю раскручивая пакет с бомбой на манер метателя молота.
--А потом падать? - этот злой ребенок с добрыми глазами, доверчиво глядит на меня.
--Нет, затопчут, - грустно говорю я и добавляю:
--Быстро уходи оттуда, у тебя будет секунд двадцать...
--Не много? - беспокоится она.
"Мало! Очень мало..." - но этого я не говорю. Губы и язык заняты поцелуем. Но мысль о том, что будет, если хоть одна из бомб все же сработает, не покидает меня... Лишь утешением гремит из глубин памяти спокойный голос Пита:
"А это, студент - ОША - огнепроводный шнур асфальтированный. Редкое старье и гадость! Слово асфальтированный указывает на пропитку нитяных волокон нефтяным составом. Надежность ниже плинтуса. Даже в сухом месте лежит не больше пятнадцати часов, слишком быстро вбирает влагу..."
"Влаги должно хватить" - эта мысль, сопровождаемая блужданием моего языка в довольно влажном месте, немного успокаивает.
Возвращение Пита с остальной шоблой застает нас с Лори лежащими в обнимку на диване.
***
Папу убивают в одиннадцать тридцать на митинге на Площади Свободы. Подробностей не сообщают... По визору звучат траурные марши, иногда диктор зачитывает последние новости - весь мир осуждает терракт... бла-бла... Боже мой!
Я тенью слоняюсь по резко потемневшему, захлебнувшемуся горем особняку, не в силах справится с болью... Только сейчас осознавая, чем придется платить за радость вновь обрести близких. Мне предстоит вновь их потерять. Еще раз, одного за одним. С самого начала пережить ВСЕ! Ужас все сильнее и сильнее холодит тело, меня начинает трясти в ознобе. А потом все повторяется, я уже пережила все это - за что мне это опять?
Сначала начинает трезвонить телефон. Я выслушиваю соболезнования, что-то отвечаю на автомате... Спокойный голос дяди, так похожий на голос отца:
--Мужайся, девочка...
Кажется, он слово в слово повторяет те слова, что я помню... И я бездумно отвечаю:
--Держусь... Спасибо... Я буду... Конечно... Держусь.
Потом возвращается домой Эрик. И я повиснув на нем вою в голос, уткнувшись в жесткое сукно кителя. Прижимаясь, как будто могу удержать, рядом с собой - спасти от смерти. Он что-то шепчет мне, успокаивает, а я... Я помню кадры фрегата с огромной дырой в борту, туда врезались камикадзе на набитой взрывчаткой яхте... В начале войны визор еще работал. Может быть сейчас будет все иначе?! Но... Новая волна слез захлестывает меня.
В себя прихожу от противной, воняющей зимними яблоками жидкости. Отвратительно, но она холодная и я выпиваю стакан до дна.
--Вот и умница, - тихо говорит Эрик, - не надо... Нам нужно жить дальше... Ты сильная, Каролина!
Понимаю, что сейчас вновь буду реветь, до боли закусываю губу. Неожиданно это помогает... Слезы отступают - остается только тупая ноющая боль в груди. Тяжелая, но ее можно терпеть.
"Ты сильная, Каролина!" - говорю себе, смывая с лица остатки размытого слезами макияжа.
Матери я звоню сама. Там где она сейчас ночь - другое полушарие. Мама молча выслушивает мой сбивчивый шепот. Мотом безжизненным голосом говорит, что она всегда ожидала чего-то подобного и зовет переехать к ней. Я отговариваюсь, обещая подумать об этом позже... А может быть? Сбежать туда? В большую и сильную страну? Уговорить Эрика, взять с собой Мику и гори оно все?
"Судьбу не обманешь..." - голос уходящего Роддрика, отрезвляет меня, но... Кто сказал, что судьбу нельзя обмануть?
Второе трудное решение я принимаю, посмотрев очередной новостной репортаж. Дежавю одну за другой подкидывает картинки "как это было" то есть "будет". Рву на кусочки фотографию с узи и бросаю их в мусорную картину. Листаю телефонный справочник. Анонимная клиника. То, что мне нужно. Объясняю что дело срочное. Они согласны принять меня сегодня. Собираюсь. Ох... Деньги! Мои карточки... Занять у Артура?
--Эрик, у тебя есть наличка? - спрашиваю брата, и стараясь не встречаться с ним глазами, вдохновенно вру, - нам придется быть там, а мои карточки еще не готовы... нужно..., - я все же сбиваюсь, - для траура...
"Какой же я все-таки стала дрянью!" - комментирую про себя.
Эрик не задавая вопросов, судя по застывшему лицу, ему сейчас не до таких пустяков, достает бумажник и выдает мне две полутысячные бумажки.
--Этого хватит?
--Да!
Эрик, внимательно смотрит на меня и я пугаюсь - сейчас он что-нибудь спросит и я не смогу солгать, снова сорвусь...