Принцип суперпозиции

В нарушение всех правил, от наружного наблюдения пришлось отказаться. Машину оставили на вертолетной площадке. Приготовили фонари, страховочные веревки и, построившись гуськом, вступили в устоявшееся тысячевековое безмолвие…

3

Вначале продвигались в узком тоннеле с большим трудом. Изъеденные кавернами стены то разбегались, то выпирали навстречу, заслоняя ускользающее в глубь горы чрево подземного резервуара. Дальше камни стали отступать, приподнялась кровля, а под ногами, взамен осклизлых, навороченных как попало глыб пролегла ровная присыпанная известковой крошкой поверхность.

Переход не занял много времени. Минут через десять добрались до грота. Красота Плутонова царства была неописуемой.

Как и следовало ожидать, пещера служила убежищем для большой группы людей. Сохранившийся порядок свидетельствовал о дисциплине среди поселенцев. Пустые консервные банки и мусор складывались на дно неглубокого сухого колодца; посуда и прочая кухонная утварь были чисто выскоблены и уложены в оборудованные ниши недалеко от воды. В центре грота на возвышении, под брезентовым пологом, угадывались ряды массивных угловатых предметов. Приблизившись к ним, Мелвин сдернул брезент, и глазам экспертов открылись штабеля разнокалиберных ящиков, судя по всему с продуктами. Между ними в оплетке проводом лежали части каких-то аппаратов, пластины с микросхемами, всевозможные измерительные приборы, неизвестно как попавший сюда огромный резиновый мяч, устройство наподобие циркового перш-балансира с какой-то спиралеподобной конструкцией в фокусе, уплощенное, похожее на тракторную гусеницу, но перекрученное, как лента Мёбиуса, изделие из темно-серого металлоподобного материала с многочисленными щелями и шиповидными выступами, стопка книг с истрепанными закладками, измятая одежда и еще много такого, что сразу и не поймешь, для чего это нужно.

Покопавшись в куче странного хлама, Ланке присвистнул:

—Ну и дела! Полнейший нонсенс! Недостает лишь пояснительной записки на тарабарском языке.

— Опять вы со своими шутками, — недовольно сказал Мелвин.

— Какие там шутки! Вот, пожалуйста. — С этими словами Ланке вручил ему затейливо изогнутый сетчатый обруч.

Мелвин осторожно принял хрупкую конструкцию, повертел ее и, не придумав ничего лучшего, передал Блэкфорду.

— Просто уму непостижимо, — пробормотал профессор, едва взглянув на необычное решето, после чего поспешил присоединиться к доктору.

Мелвин решил не мешать экспертам и на пару со Стефаном стал осматривать пещеру.

Грот заканчивался тупиком. В одном из боковых ответвлений они обнаружили свернутые одеяла и матрасы. Здесь тоже царила чистота.

Мелвин начал перебирать вещи, но тут почуял неладное. Вокруг что-то неуловимо изменилось. Он напрягся. Только сейчас по-настоящему дошло: это состояние действительно отражало реально существующую опасность. В мозг неведомо каким путем проникла сторонняя сила. Она отвлекала, размывала границы между возможным и неосуществимым. Стало жарко. Учащенно забилось сердце. В голове закружились обрывки знакомых — а может, незнакомых — событий ли… сопоставлений… Из своей жизни?.. Из чужой?.. Из прошлого ли?.. Будущего?.. Они теснились, наседали, путались в наплывах полузабытых снов, похожих на действительность… ставших почему-то действительностью…

То же случилось и с остальными. Это было настолько неожиданно, что застигнутые врасплох люди остановились кто где был и стали недоуменно озираться, пытаясь уловить в сомкнувшейся, осязаемо вязкой тишине признаки наметившихся перемен. Лучи фонарей запрыгали, заметались по высокому, замазанному тенями своду, выхватывая то тут, то там гроздья отливающих полупрозрачной белизной натеков.

Пылающим лицом Мелвин уловил колыхание подопревшего воздуха. Он поднял глаза и увидел, как в дрожащем облаке пыли сорвалась к выходу потревоженная стая летучих мышей. Уши заложило. Во рту появился сладковатый вяжущий привкус.

Но то, что случилось дальше, и вовсе не поддавалось описанию. Сперва где-то в глубине каменного мешка зародился тихий мелодичный свист. Да-да, тот самый, который он теперь узнал бы и выделил среди всех остальных звуков. По телу знакомо пробежала волна озноба. Сколько раз после той злополучной ночи в Гартенберге просыпался он, словно как от этого, неведомо для чего предназначенного сигнала. Лежал и не мог заснуть, терзаясь от непостижимости того, что тогда произошло. И вот опять… Как предвестие новых испытаний…

Свист усиливался, и уже нельзя было разобрать, откуда он исходит. Звучало всё, сверху донизу. Басовитым органом отзывались налитые колонны сталактитов. Тонкими переливами вторили гирлянды сросшихся, будто замороженных кристаллов.

Потом всё стихло. В воздухе замельтешили крошечные, возникающие из ничего искорки-сполохи. Дышать стало легче, хотя невидимые течения всё больше наэлектризовывали атмосферу.