Принцип талиона

Буквально за полчаса грозовой фронт достиг города и навис над высотными башнями новостроек, над старыми кварталами и над шпилями громоотводов. Природа затихла: птицы забились под крыши, предчувствуя надвигающееся ненастье, кошки и собаки заблаговременно убрались домой, у кого он, конечно, был, или искали надежное убежище, чтобы переждать первый шквал, который вот-вот должен обрушиться с грозного, внезапно изменившего цвет неба с желтушного на иссиня-черный.

Раскатисто громыхнуло — и пошло гулять косыми струями жесткого холодного ливня, затопившего улицы Торгуева за считанные минуты. Вспененная грязная вода забила ливневые стоки, неся кучи мусора по дорогам, обрушивалась на крыши и водопадами лилась из сточных труб на землю и асфальт. Не прошло и получаса, как белесо-свинцовый фронт потянулся дальше, туда, где чернели башни древнего монастыря, ставшего приютом для мальчишек, потерявших своих родителей на жизненном пути. Словно указующий перст божьего гнева к людям, позволившим создать странный микромир потерянных душ среди сытости и благополучия.

Но это был не просто приют. За подновленными и укрепленными стенами теперь скрывалась кадетская школа. Ее курировала «княжья чадь» — знатные бояре из различных кланов, призванные еще и для сохранения некоего статуса «независимости» данного учреждения (кстати, далеко не единственного в империи). Кураторство велось с таким же усердием, как и пополнение счетов на банковских депозитах аристократических кланов.

Впрочем, сейчас эти подробности не касались меня и всех моих сопровождающих, умудрившихся попасть под ливень по дороге к монастырю. Наша кавалькада, состоящая из трех машин, свернула с асфальтированной трассы Симбирск — Саратов, между которыми и находился Торгуев, и почти пять километров по грунтовой дороге продиралась сквозь стену дождя, отчаянно завывая и пробуксовывая на некоторых участках, не выдержавших удара стихии. Кое-где из подлесков вырывались настоящие грязевые потоки, размывая полотно в опасные для езды овраги. Если бы мы ехали на обыкновенных автомобилях, любящих гладкое покрытие — непременно застряли бы в поле или в лесу, не доехав до конечной точки. Но к монастырю продирались настоящие танки-внедорожники. Полноприводные двухтонники с высоким клиренсом, под которыми с комфортом уместились бы несколько человек, пусть и не играючи, но преодолели все препятствия.

Мне-то было плевать на мучения водителей, едва видящих в мутной завесе дождя дорогу. Я сидел в тепле и подремывал, не интересуясь происходящим снаружи. Единственное мое ожидание — когда все это закончится. Закончилось скоро. Машины подъехали к монастырю, забрызганные по самую середину дверей жидкой черно-коричневой грязью, с заляпанными фарами и капотами. Остановились перед массивными воротами, способными выдержать таран бронетранспортера, и водитель автомобиля, в котором находился я со своим важным спутником и парой его телохранителей, дал протяжный сигнал.

Никто не торопился выходить наружу, считая верхом глупости толкаться возле закрытых ворот, испытывая дискомфорт от льющего водопада с неба и тягучего ожидания, когда соизволят впустить гостей. А эти самые гости, вернее, один из них, свое реноме под дождем мочить не собирался. Ожидание, когда откроется небольшая калитка, врезанная в ворота, наконец, распахнется, постепенно перерастало в раздражение.

Калитка открылась лишь только после некоторых движений камеры наружного наблюдения, сделавшей пару-тройку поворотов, внимательно осмотревшей все машины, заодно передав изображение нарисованного герба клана Морозовых на дверях куда-то в недра помещения местной службы безопасности, или что здесь принято считать такой охраной. Оператор удовлетворился увиденным и разрешил впустить поздних гостей.

Этот герб был знаком обитателя монастыря. Калитка распахнулась, и я увидел высокого человека в темном от воды дождевике, лицо которого размывалось в непогодных сумерках и наступающем вечере. И тут же распахнулись дверцы нашего внедорожного танка. Два крепыша в черных костюмах перестали мозолить мне глаза и выпрыгнули прямо в грязь, безнадежно марая туфли. Это их нисколько не смутило. Один из телохранителей раскрыл зонтик и прикрыл им моего соседа-взрослого. Я оказался обделен этим вниманием. Сидевшая на мне куцая курточка, мгновенно покрывшаяся мириадами капель, потемнела от воды. Тяжелая рука второго охранника легла на мое плечо, чтобы не дать совершить необдуманный поступок — убежать, сломя голову, подальше от людей и от тяжелых, давящих стен монастыря. С другой стороны, а зачем мне нужно проявлять явную глупость? Теперь это будет мой дом, как сказал дядечка, идущий впереди под зонтом. А другого у меня давно не было.