Принцип высшего ведовства

– Поехали, – устало сказал Эрик, – сейчас мне не хочется будить воспоминания.

Замелькали одноэтажные дома, заборы, пышные розарии, беседки, оплетенные виноградом. Мы въезжали в город, о чем известили пыльные перекрестки, светофоры, грохочущие грузовики и сотни разноцветных легковушек – словно пестрые бусы протянулись по дороге.

– Эрик, – спросила я, – почему ты поселился именно здесь? В такой-то глуши?

– Мне было удобно сюда переехать, Лера. Здесь никто меня не знал. Здесь царил… столь любимый тобой бардак, когда вроде бы все друг друга знают, а на самом деле никто не знает никого. И потом, я не люблю больших городов. Когда я родился, жизнь была тише, как-то спокойнее… Хотя и смерть всегда была рядом. Войны, чумовое поветрие, проказа. Любой пьяный сеньор мог тебя разрубить пополам – и никто ему и слова бы не сказал…

– Ты когда-нибудь расскажешь о себе?

Он покосился на меня. Лоб пересекла глубокая складка, губы сжались в тонкую нитку.

– Не думаю. Ведь тайна, которую знают хотя бы двое, может очень быстро стать достоянием любопытствующей толпы… О, вот мы и на месте!

Действительно, я как-то не заметила. «Туарег», мягко урча, вползал во двор пятиэтажки, где проживали мои родители и младшая сестра Танюха.

* * *

…– Я, пожалуй, пойду, – Эрик напряженно уставился на вполне безобидную дверь, обитую узкими деревянными планками, – не хочу вам мешать.

Я протестующе замотала головой.

– Ты не будешь мешать. И потом, кто лучше тебя сможет объяснить моим родителям, что, собственно, со мной происходит?

– Ну, ты… сама расскажешь что-нибудь, – он нерешительно переступил с ноги на ногу, а мне вдруг показалось, что Эрик попросту боится.

Боится оказаться в незнакомой для себя обстановке. Страшится того, что называют семьей… Неужели у него никогда ее не было?

– Ты будешь моим менеджером, – ляпнула я первое, что пришло на ум, и эта глупость заставила инквизитора улыбнуться. Несмело, застенчиво… Господи, я еще никогда не видела его таким – ну все равно, что мальчишка. Или – незадачливый жених, которого насильно ведут делать предложение руки и сердца.

– У секретных агентов не бывает менеджеров, – проворчал он. Чуть более смело.

А затем кивнул на дверь:

– Тогда звони. Я побуду немного, потом съезжу по делам – а ты, пожалуйста, никуда без меня. Договорились?

– Конечно.

Я вдавила коричневую шишечку звонка. За дверью раздалось звонкое «ку-ку», послышались быстрые шаги. И вот – распахивается дверь, на пороге – Танька. Первым делом она верещит – «Вареник, ты?» – и бросается мне на шею. Еще через мгновение, внезапно от меня отлипнув, она окидывает Эрика нахальным взглядом студентки-второкурсницы и выдыхает:

– Вау!

– Танька! – шикаю я и ущиппываю ее за костлявый бок, – прекрати немедленно, это мой начальник. Мамуль дома?

– А-а-а, – Танюха продолжает рассматривать Эрика словно экспонат с выставки «мужской гламур», – дома, дома. И мамуль, и папуль… Проходите, что ли…

Эрик исторг вздох мученика и осторожно переступил порожек. Я, все еще пытаясь вырваться из объятий любящей сестры, последовала за ним.

…Откровенно говоря, я боялась. Чего? И сама не знаю толком. Наверное, легкого презрения в черных глазах Эрика, который привык жить не в домах, а все равно что в ларцах с сокровищами. А может быть того, что драгоценные мои мамуль и папуль набросятся на него с неприличными вопросами вроде – «ах, Эрик, а вы знаете, как Лерочка отменно готовит? Это нынче так редко встретишь, современные девушки совсем отбились от рук!». Или, например – «А скажите, Эрик, вы женаты?». А еще – и это уж точно! – мне совсем не хотелось, чтобы Эрику строила глазки Танька, которая в отличие от меня уродилась эффектной брюнеткой с ногами от ушей.

Но по крайней мере в начале семейных посиделок не произошло ничего страшного.

Потревоженные Танькиными воплями, в залитую светом прихожую выкатились почтенные родители. Мама в пушистом розовом халате и с бигудями на крашенной шевелюре, папа – в растянутых «трениках» и футболке. Едва завидев меня, мамуль тут же схватилась за сердце и была уведена на кухню Танькой (в скором времени оттуда потянуло запахом корвалола), а папа, как и подобает главе семьи, бросился пожимать руку Эрику и приглашать нас в зал – мол, вы проходите, а я похлопочу с чаем.

Затем папа все-таки убежал звенеть чашками на кухне, а мы – на несколько минут – остались одни.

Взгляд Эрика блуждал по комнате: сервант еще советских времен, маленький цветной телевизор, два кресла, столик и диван. В распахнутую форточку врывался шаловливый весенний ветер и раздувал парусом гардины, а заодно нес чуть заметный запах дыма – где-то неподалеку палили костер.

– Что? – не выдержала я.

Эрик вздрогнул, словно очнулся ото сна, непонимающе взглянул на меня.

– Что – что?

– Тебе здесь не нравится? – прошептала я. На самом деле, скажи он «не нравится», глаза бы выцарапала. За мои любимые обои в желто-зеленую полоску, за мохнатую игрушечную пчелку, угнездившуюся на спинке дивана…