– Чего ты хочешь, Лера? Почему сидишь здесь, хотя самочувствию твоему на текущий момент можно позавидовать? Зачем принесла
– Я всего лишь хотела узнать, кто есть кто во всей этой истории, – тонкие брови Джейн насупились, лоб пересекла глубокая морщина, – пожалуйста, Джейн… Мария… Я ведь не много прошу! Просто… мне нужно во всем разобраться. И пусть это будет история в истории, как… там.
И я указала на черный томик «Вампира Лестата».
От меня не ускользнуло, как вздрогнула Джейн при упоминании ее же первого, данного при крещении имени. Затем она побарабанила ногтями по полированной столешнице, пробормотала – «что ж, может быть, к лучшему» – и грустно мне улыбнулась.
– Это будет короткая история, Лера. Перевалило за пять сотен лет, но недолгий рассказ. Потому что идея банальна, а все прочее – лишь декорации.
Она придвинулась к столу, оперлась на него руками; бледное лицо с россыпью веснушек и сверкающими, словно изумруды, глазами, больше чем когда-либо напоминало личико коллекционной фарфоровой куклы – а я вдруг поняла, что Джейн в эти короткие мгновения ухитрилась загнать все свои переживания в недосягаемые глубины собственного «я». Плохой рассказчик из того, кто рыдает над каждой фразой, и отличная повесть получается там, где все уже пережито, переболело и покоится в каменном саркофаге прошлого. Наверное, с этим можно было и поспорить, но в тот миг Джейн полагала именно так.
– Я родилась одиннадцатого августа в тысяча четыреста шестьдесят седьмом году от Рождества Христова, – наконец произнесла зеленоглазая ведьма. Медленно, мучительно, спотыкаясь на каждом слове. – Мой отец… он был королем Англии Эдуардом. Эдуардом Четвертым из великой династии Плантагенетов, ныне мертвой. Впрочем, в этом нет ничего странного, все конечно. Династии рождаются, переживают расцвет и угасают, вечный закон эволюции. Матушка моя, Елизавета Вудвилль, была старше отца, ходили слухи, что она околдовала короля, и поэтому он женился на ней – будучи до этого тайно помолвленным с одной благородной леди. Теперь уже никто не скажет, действительно ли мне передался материн Дар, или же он просто гулял в крови Йорков или Вудвиллей – но это не важно. Важно на самом деле проклятие Йорков, истинное проклятие дома Белой розы.
Джейн умолкла и взглянула на меня со светлой, робкой улыбкой на устах. Глаза ее сияли, словно видела она перед собой вовсе не меня, а тех, далеких… Мать и отца, короля и королеву, торжественные анфилады Виндзорского замка, редкие солнечные дни в дождливой стране.
– Тебе ведь известно, что во времена моей молодости, да и гораздо позже, быть женщиной означало постоянно ходить по острию бритвы? – мягко спросила Джейн. Я кивнула, соглашаясь.
– Материнство – это великое испытание, – тихий голос ведьмы зазвучал бодрее, – но тогда… Многие женщины из рода Йорков умирали в родах. Мне рассказывали, что проклятие наслала злая ведьма, которой потом отрубили голову, тело сожгли, а пепел развеяли по ветру. Теперь подобные вещи кажутся несуразной глупостью, но тогда… О, тогда я искренне верила… Да и не только я. Елизавета… Нет, не так.
Она уронила лицо в ладони и застыла. Едва заметный сквозняк шевелил легкие рыжие кудри, и казалось, что только они и живы, а тело наследной королевы обратилось в мрамор… Точно так же, как затвердевали тела древних вампиров в хрониках Энн Райс.
– Джейн, – я протянула руку и осторожно коснулась ее плеча, – если тебе больно, не надо. Я не знала твоей истории, и уж конечно не помру, если она так и останется только твоей.
Ведьма шмыгнула носом, глянула на меня исподлобья. Глаза покраснели от набежавших слез, розовые губы подрагивали… А потом Джейн резко выпрямилась, улыбнулась через силу.