«Все детство мечтал посмотреть на тебя вот так вот сверху, в юности понял, что это не реально, эта профессия не для меня, но оставалась надежда на технический прогресс… А теперь вот смотри не хочу, кручу в любую сторону, хочу ближе, хочу дальше…
И что это я опять тебя включил вообще? Что-то ведь дернуло. Может, кто-то еще обо мне изредка вспоминает? – размышлял Авдей, и сам замечал, успевая удивляться этому, что мысли ползут настолько медленно, что иногда он может предугадать, какая будет следующая.
– Интересно, когда мысль угадывает следующую себя, это Деш специально предусматривал такую возможность, или это мне от скуки мерещится?
Перед его глазами медленно и даже, пожалуй, скучно поворачивался справа налево голубовато-белесый шар.
– И как космонавты годами на орбите на это могут смотреть? Наверное, у них много работы, если им это не надоедает».
Вернулся домой Деш с детьми.
«Значит, выходные, – подумал Авдей. – Значит, ничего не делать будет не так скучно. Правда, прошлые выходные прошли даже весело, – Авдею припомнились массовки, что были обиор назад, от чего он даже оживился. – Да и в последнее время мне вообще уже не так скучно стало. У меня тоже появилась как бы работа. Работой, конечно, не назовешь, денег не платят. Но они мне здесь и не нужны».
Майкл и Макар уже давно уговаривали Авдея тоже принять участие в их делах. А они оба делали это умеючи.
– Ты же тоже настоящий, – убеждал Макар.
– Да они тоже настоящие, – парировал Авдей, – только… как бы другой культуры. Ну, как европейцы и азиаты.
– Да это несравнимые вещи! Это как вишня и вишневого цвета мармеладка! Ты не должен спокойно смотреть на то, как они их эксплуатируют и нас пытаются занять тем же!
Но их методика убеждения, напирая и говняя чужую точку зрения, даже при наличии вменяемых аргументов не сработала. Удалось убедить его Эмили.
– Они не умеют жить по-настоящему, – говорила она. – Они не знают всей гаммы чувств, на которые способен человек. У них даже любовь сухая. Причем они ее никак не называют…
«Уж кто-бы говорил», – подумал Майкл, вспомнив, что все время, сколько он ее знает, она всегда была одна.
А знает он ее уже долго. Хотя они так и не научились ориентироваться в этом новом времени, но были признаки, подтверждавшие долгое знакомство. Самым убедительным мерилом времени было зеркало. По его мнению, все-таки прошло уже около десяти лет.
– И только мы, пока мы живы, а это скоро закончится, можем научить их этому, можем передать им подлинную человеческую культуру, научить их чувствовать, творить, созидать… – с неподдельным, как показалось Авдею, чувством не столько давила, сколько внушала Эмили.
– Мы хотим их научить созидать, разрушая тот мир, в котором они существуют, – возразил Авдей, в чем-то повторив собственные мысли Эмили.
– Не дури, мечтатель! Ты где этого нахлебался?! Этот мир не их! Это мир пратиарийцев. А все эти люди даже не знают, зачем они здесь живут! – напирал Майкл.
– Они в один голос говорят, чтобы выполнять свою работу! – ответил Авдей.
– И это, по-твоему, нормально? Бред! Жить ради работы! Ничего при этом за нее не получая! – наваливался на свою чашу весов Макар. – В них просто как-то вдолбили это рабское самосознание.
– Они же ни во что не верят, – аргументировала Эмили. – И самое главное, они не верят в себя! Мы дадим им шанс построить здесь свой мир. Мир пратиарийцев при этом не разрушится. Он слишком большой. Немного изменится. А как они хотели? Они нас сделали для того, чтобы мы изменили их мир! Надеюсь, с этим ты не станешь спорить?!
– И мы это сделаем! Хотя и иначе, чем они планировали! – перебил ее Макар и ехидно засмеялся.
– Пускай он будет полный противоречивых желаний, в этом выборе и есть ощущение жизни, – продолжила Эмили. – Мир станет живым и для них!
– Пускай этот мир станет их миром! –
Авдей стал вести начальные уровни человеческого. Он и сам его неважно знал, так как это был не его родной, но для начинающих этого было достаточно. А их количество только росло вслед за общей численностью людей, уже давно превысившей тридцать миллионов человек.
*
На исходе асана с первыми лучами Сиклана в последний рабочий конжон, когда пратиарийцы начинали расходиться по домам, люди напротив просыпались, и многие из них впервые осознанно начинали строить планы на грядущие большие выходные.
Прошел целый обиор с прошлых. И весь этот обиор на кафедре профессора Майкла Хаосманна, как он нарек себя здесь, они постоянно в той или иной форме постигали секреты независимости и настойчивого поведения, тайны свободного мышления и эффективные способы сказать «нет», принцип единства и как сказать одно, а поступить иначе.
Новость о том, что люди вновь оставили свои обязанности, долетела до Манкоа мгновенно. Следом накатила директива преферата Прата о том, что ситуацию как минимум необходимо держать под контролем.