– Ты ешь маленькими кусочками и чаще запивай, – посоветовал летчик Ткачеву. – Желудок отвык от жесткого, может появиться дискомфорт.
Да только о каком дискомфорте шла речь? Илья старался следовать словам Громова, но, сам того не замечая, с каждым разом откусывал все больше и жаднее. Руслан не стал одергивать, его самого поглотил процесс еды, когда с каждым укусом в тело возвращались силы, сопровождаемые теплой и уютной негой.
Зашкворчала тушенка, булькая горячим жиром. Громов помешал красные волокна палочкой, дурея от аромата. Отлил себе часть в пустую банку, оставшуюся от прошлой трапезы, большую часть предложил ученому.
За все время еды они, казалось, не произнесли ни слова, лишь причмокивали и довольно вздыхали. День клонился к закату, ветерок облизывал лица приятной прохладой, и мир казался не таким уж и плохим.
– Все, – наконец выдохнул Громов, отставляя банку с половинкой хлебца. – Это оставлю на утро.
Ученый удовлетворенно вздохнул, поглаживая живот. Сыто рыгнул, смущенно прикрыв рот.
– Извиняюсь.
– Ты сытый?
– О да, более чем. Спасибо тебе, Рус.
Руслан отмахнулся:
– Ерунда. Ведь для этого и нужны друзья, верно?
– Да, верно.
– Вот и отлично. А теперь давай займемся твоей спиной.
Илья слабо кивнул – ему явно не хотелось испытывать боль в такой момент. Но Громов не хотел медлить – темнота наступала, вместе с ней наваливалась дневная усталость и сытая сонливость. Хотелось быстрее покончить с делами и завалиться спать, ускоряя приход нового дня. Дня, когда их спасут.
Пилот помог Ткачеву перевернуться на живот. Ученый скрипел зубами и стонал, упираясь лбом в землю. У него все еще была высокая температура, кожу покрывал липкий пот.
Импровизированная повязка не выдержала испытаний, она съехала и оголила покрытую коркой рану. Из многочисленных трещин выступали капельки крови, кожа стала темной, угрожающе багровой. Руслан уловил нехороший сладковатый запах гниения.
Он закусил губу, подцепляя край повязки. Та прилипла к засохшей крови. Работы предстояло много.
– Как ты тут был, без меня? – спросил Громов, чтобы отвлечь ученого разговором. Сам подтянул пластиковую флягу из вертолета, наполовину полную. Высыпал рядом медикаменты и бинты.
– Плохо помню, – проговорил, не открывая глаз, Илья. – Как на долбаных качелях, то проваливался в беспамятство, то выныривал в жару. Было очень душно и влажно.
– Нужно было больше пить. Вон бутыль почти полная.
– Я пытался, Рус, честно. Но в какой-то момент просто перестал соображать что к чему и где я. У меня перед глазами постоянно маячила сломанная ветка с одиноким листом… Она там, где-то над нами. Я ее видел каждый раз, когда приходил в себя. И, кажется, изучил все ее изгибы… Ай!
– Ой, извини, братишка! Потерпи немного, нужно повязку сменить.
– Да, конечно… Ох, зараза…
– Терпи! И не молчи.
– Уф, потише!.. Да что говорить-то, Рус? Ты когда-нибудь тонул? Вот чтобы по-настоящему? Каждый раз с головой уходишь все дольше, выныриваешь все реже. И силы кончаются быстро, как вода в песок. Вот и здесь то же самое… Запах знакомый. Это что там?
– «Зеленка».
– Точно, – Илья повернул голову в другую сторону. – Вечером стало полегче. Я даже смог выбраться из шалаша и подкинуть веток на угли. Потом просто лежал и смотрел на облака.
– Это хорошо, что стало легче, – ободрил друга Руслан.
– Знаешь, – помолчав, сказал Ткачев. – Я думал, что ты не вернешься. Думал, что ты погиб… Думал, что ушел без меня.
– Ну, блин, Илья!
– Извини, всякая хрень в голову лезла. Ты же не вернулся к ночи, что мне оставалось думать?
– Согласен, я бы на твоем месте еще бы и в панику впал.
– Я бы и впал, – улыбнулся Илья. – Да сил не было.
– Нет худа без добра, – пошутил пилот. – Как ночь провел?
Тут ученый молчал чуть дольше. Громов даже перестал заниматься обработкой раны, наклонился в сторону, чтобы увидеть лицо друга. Спросил с участием:
– Что-то случилось?
Илья сглотнул. Ответил изменившимся голосом:
– Кто-то приходил ночью к лагерю. Я лежал в шалаше, слышал шаги по траве. Тяжелые шаги, неторопливые. Подошел, встал прямо возле входа в палатку. И стоял не шевелясь, только слышал как ноздри воздух гоняют.
По спине Громова пробежал холодок, дыхание сперло.
– Кто? – лишь спросил он.
– Не знаю, – честно ответил ученый. – Стоял долго, я даже подумал, что он уже ушел. Потом трава зашуршала и ветки в лесу хрустнули.
– Человек? Сталкер?
– Не знаю, – повторил Илья.
– Вот дела.
– А еще… Еще Олег кричал.
– Какой Олег? – не сразу сообразил Руслан.
– Рязанцев. Второй пилот, – слова Ильи ложились словно камни, от них веяло холодом. – Кричал как тогда, когда упали. Ближе к утру, не очень долго кричал.
– Не почудилось? Может, мозг от температуры шалит?
– Может, – не стал спорить Ткачев. – Я уже не могу ручаться за себя.
– Ничего, завтра тебя первым делом в больницу. А пока… ну-ка.
Руслан разорвал упаковку бинтов и начал перевязку. Потом помог другу перевернуться. Тот кряхтел и хватался за шею Громова, мучительно морщась.
– Удобно? – поинтересовался пилот.
– Да, вполне.
– Осталось последнее…