Принуждение к контакту

Утром Громов потратил довольно много времени на маскировку лагеря. Он углублялся в лес и приносил охапки зеленых еловых веток. Как мог, завесил вышку и шалаш, накрыл кострище. Подумал накидать веток на протоптанную им же тропинку с болота, но посчитал, что валяющиеся на земле ветки лишь привлекут внимание. В итоге из лагеря вышел ближе к полудню, мучаясь головными болями и судорогами в желудке. Вчерашний неприятный разговор ни он, ни Илья старались не вспоминать, словно ничего и не было. Ткачев делал это по причине стыда (так хотел думать Руслан), сам же Громов попросту не хотел ворошить сказанное и услышанное. Илья с каждым днем становился более и более раздражительным, но пилот не мог его в этом винить. Можно себе представить, что происходит в голове, когда ты вынужден целыми днями бороться с болью, пытаться отличить реальность от лихорадочного бреда, страдать без полноценной еды и воды и думать, муссировать мысль о том, что где-то здесь, совсем недалеко, возможно, так же беспомощно лежит твоя жена. И даже надеяться, что она погибла, а не мучается в одной из ловушек.

А еще приходится каждый раз гадать вернется ли друг из очередного похода. И во время гадания сам себя подзуживаешь, веришь в лучшее. Потому что в противном случае приходит осознание невыносимости этих дней, их отчаянного бессилия и смертельного одиночества.

Поэтому они просто в очередной раз сказали друг другу «до свидания», и Громов ушел к Маяку. И лишь только на полянке с перевернутым роботом, сидя на прохладном камне, Руслан позволил себе чуть-чуть поддаться пульсирующей в руке боли. Он зажал кисть между ног и некоторое время сидел, качаясь из стороны в сторону. Как мог, подавлял навязчивое желание вскрыть ножом кожу и посмотреть, что же так жжет и грызет изнутри.

Робот безучастно наблюдал за ним, отражая глазком камеры небо и ветки. Громов шутливо пожаловался ему на свою жизнь, позавидовал, что тот может запросто лежать и ничего не делать, никуда не идти. Что не испытывает голода, жажды, что не стер ноги и не обморозил рук. Что пахнет более приятно. Что у него, в конце концов, нет щетины, которая чешется и колется.

Боль в руке постепенно ушла. Лишь немного онемели кончики пальцев, и судорога иногда проскальзывала по ладони. Руслан пытался не обращать внимание.

И вот теперь, выйдя из леса и бредя по восточной дороге вокруг Маяка, он натолкнулся на несколько машин и развалившуюся телегу. Создавалось впечатление, что жители поселка в последний момент пытались убежать от надвигающегося Посещения, скрыться как можно быстрее. Но не успели.

От кузовного «ЗИЛа», врезавшегося в березы, остался один ржавый остов. Легковой «ГАЗ-69» сохранился не в пример лучше. Чуть дальше, возле здания поселковой управы, уткнувшись круглыми фарами-глазами в землю, застыла представительская «Волга». Рядом лежали вырванные «с мясом» дверцы, багажник сплющило, будто на него наступил гигант.

Пилот поднял глаза к небу. Над головой собирались тяжелые серые тучи. Они набухали, наливались черным, накатывали одна на другую. Поднявшийся ветер гнал пыль и шумел листьями. Судя по всему, надвигалась гроза.

– Дождь не камни, не зашибет, – пробормотал Громов.

Камни не камни, а мокнуть не хотелось. Нужно успеть добраться до коровника, там под крышей можно будет переждать.

Он бросил последний взгляд на диски с крутящейся между ними синей субстанцией и поспешил вперед.

Вся проблема захода к Маяку с востока заключалась в отсутствии окружной дороги. То есть к коровнику путь лежал через поселок, что не нравилось Руслану. Конечно, можно попытаться сделать крюк и пройти вдоль домов полями, но на них настолько разрослись трава и кустарник, что пришлось бы буквально прорываться силой. К тому же с пригорка Громов видел змеящуюся поперек полей канаву с чем-то белесым внутри.

Решив, что буреломов, за которыми ничего не разглядеть, он опасается больше, чем пустынного, но на вид спокойного маршрута через Маяк, Руслан свернул в сторону управы.

Когда он подходил к широкому одноэтажному дому с покатой крышей и резными перилами у низкого крыльца, вдалеке блеснула первая молния. Пилот хотел высчитать расстояние до грозы, считая про себя секунды, но грома так и не дождался. Прибавил шаг, щурясь от поднявшегося в воздух песка.

«Волга» казалась вплавленным в землю памятником. Она буквально срослась с разбитым асфальтом, погрузилась в него по самые крылья. В разбитом и разоренном мародерами салоне одиноко валялась мятая пачка сигарет, явно более новая, чем машина. Кто-то не нашел лучшей урны.

Здание управы глазело на пилота черными провалами выбитых окон. Громову казалось, что внутри здания клубится что-то злое, обратившее внимание на усталого, испуганного человека. И Руслану меньше всего хотелось, чтобы это нечто посмотрело на него более пристально.

– Не накручивай себя, не накручивай… – прошептал пилот, отходя от здания поселкового управления и сжимая в кулаке кажущийся игрушечным нож.