Однако пока никаких позитивных идей – как решить проблему – в голову не приходило.
Дважды белый тетраэдр всплывал из глубин кратера-колодца, дважды Мирослав пытался пробить плёнку воды киркой, ломом и зубилом (казалось – ещё чуть-чуть, и всё получится), но ему так и не удалось это сделать. Дикое натяжение поверхностного слоя воды, порождённое неизвестной силой, не изменилось ни на одну сотую паскаля. Всё, что скрывал в себе «колодец Опухоли», оставалось недоступным.
Веллер-Махно заметил спуск геофизика в кратер без всякой страховки. Он почему-то в это утро остался в лагере и добрался до обрыва с биноклем в руках. Когда Кожухин вернулся из похода, начальник экспедиции устроил ему настоящий разнос.
Мирослав обиделся, хотя понимал, что начальник прав, и спорить не стал. Пообещал больше не рисковать. Затем заметил любопытный взгляд Натальи, присутствующей при гневном нагоняе, и ему стало совсем тоскливо. Впору было вешаться. Отношения с девушкой никак не складывались, она явно не видела в нём мужчину своей мечты, а может быть, и вообще мужчину, что не могло не отразиться на его настроении. А стоило ему заговорить «по-мужски», как тут же следовал ироничный отпор, и Мирослав снова чувствовал себя мальчишкой, которого отшлёпали по мягкому месту.
К этим неприятностям добавилась ещё одна: он заболел.
Сначала болезнь проявилась в форме насморка, отчего пришлось всюду ходить с носовым платком. Потом заболело горло.
Дядька, заметив его покашливание, озабоченно пожаловался Веллеру-Махно:
– Аркадьич, похоже, малец подхватил ОРЗ. Не дошло бы до чего серьёзного.
Начальник экспедиции перехватил Кожухина у лодки охотников:
– Ну-ка, дай я на тебя посмотрю.
– Чего на меня смотреть? – огрызнулся Мирослав. – Я не модель.
– Открой рот, скажи а-а.
– Не буду.
– Открой, я сказал!
Мирослав просипел а-а-а, и Борис Аркадьевич покачал головой:
– Этого нам только не хватало. А ну, быстро мерять температуру, напиться чаю с морошкой и в спальник!
– Никуда я не пойду! – возмутился Мирослав. – Работы непочатый край. Само пройдёт.
– Ни бронхит, ни ангина сами не проходят, их лечить надо.
– Я выпил таблетку аспирина из аптечки.
– Аспирин твоей ОРЗе как мёртвому припарки. Сейчас поищем что-нибудь посильней. Хорошо бы в аптечке ингалипт нашёлся.
Веллер-Махно удалился в лагерь, а когда Мирослав собрался уже отплыть с грузом приборов и анализаторов, на берег вышла Наталья.
– Борис Аркадьевич сказал, что ты заболел. Вот, ингалипт нашли.
– Ерунда, рассосётся, – пробормотал Мирослав, сдерживая кашель.
– Выйди, я погляжу.
Он помедлил, но всё-таки выбрался из лодки на берег.
Наталья заставила его открыть рот, пощупала лоб рукой. Ладошка у неё была прохладная и нежная.
– Голова болит?
– Нет… слегка…
– Температура наверняка есть, горло красное, сопли – типичное ОРЗ. Тебе бы и в самом деле полежать надо.
– С тобой? – брякнул он, тут же возненавидев себя за идиотский вопрос.
Однако вопреки ожиданиям она не рассердилась.
– Возьми ингалипт, прыскай в горло каждые два часа. Вечером я попробую полечить тебя методом ВВМ.
– Каким методом? – не понял он.
– Возбуждения волновой матрицы организма. Меня учили этому когда-то. Болезнь начинается с «загрязнения» энергетического каркаса человека, и если его очистить, организм быстрее восстанавливается.
– Ладно, попробуй, – согласился Мирослав. – Я где-то читал о волновой коррекции тканевых структур. Но ведь для этого нужно спецоборудование?
– Не всегда, – улыбнулась девушка.
– Ты целительница?
– Нет, но, как говорил мой учитель, у меня врождённые экстрасенсные способности.
– У тебя есть учитель?
– А что тут такого?
– Что же он преподаёт?
– Рукопашку. Или, как модно говорить, боевые искусства.
– Ты занимаешься рукопашным боем? – удивился Мирослав.
– Можно и так сказать.
– Ух ты, я не знал.
– Наталья! – послышался крик Веллера-Махно из лагеря.
– Всё, пора лететь. – Девушка заторопилась к вертолёту. – Вечером увидимся.
Она убежала.
Мирослав заторможенно проводил её взглядом, изрёк глубокомысленно:
– Если гора сама идёт к Магомету, что бы это значило?
– Мирослав, плывём, да? – окликнул его младший из охотников.
– Плывём, – вздохнул геофизик, высмаркиваясь. Достал ингалипт, вставил наконечник, прыснул в горло. Показалось, что стало значительно легче.
– Волновая матрица, однако. М-да. Чего хочет моя волновая матрица, я знаю, а чего хочет её матрица?
Эскимос споро заработал вёслами, берег отдалился, островок с дырой в центре, занятой «антиопухолью», приблизился.
Кожухин ещё раз высморкался и забыл обо всём, кроме работы. Правда, иногда приходилось отвлекаться на «обслуживание носа и горла», но это не помешало ему до обеда снять показания приборов и понаблюдать за поведением водяного кратера.