Приобщение к чуду, или Неруководство по детской психотерапии

Большинство здоровых людей устроены так, что они смеются, когда им весело, плачут, когда им грустно, страдают, когда им больно, ругаются и кричат, когда их что-то разозлит. И это естественно, правда?

Карапуз в цветастом комбинезоне радостно осваивает мир на неокрепших ножках, но закон земного тяготения действует даже на симпатичных малышей, и он шлепается в ближайшую лужу, слегка покрытую льдом. Не то чтобы он очень ударился – скорее, испугался, и слезы уже ударили в нос… Реакцию большинства российских мам можно предугадать: раздраженный тон или крик «Я же говорила, надо осторожнее! Зачем ты туда полез?». И вот уже совсем страшно, потому что и так все непонятно и неожиданно, а еще мама так кричит, так злится…

Взрослые не могут не злиться, но почему-то считают, что это нехорошо. Наверное, потому, что когда они сами были детьми, им запрещали злиться их мама и папа. Ругаться, драться и кричать – неприлично, неинтеллигентно, неправильно.

Детей добрых и тихих и сейчас больше любят учителя, реже ругают родители. Как все-таки странно, что взрослые всех поколений учат своих детей тому, чему зачастую не следуют сами.

* * *

В их семье не принято было злиться. Если кто-то и позволял себе что-то подобное, то, видимо, как-то очень тихо или вообще «про себя». Возможно, поэтому Он не очень представлял себе – как это, когда злятся. Но в школе, куда Он пошел, почему-то злились многие. Когда учителя повышали голос, Он вжимался в парту, тело цепенело, в желудке что-то сжималось от ужаса, и хотелось только одного – стать невидимкой. Перемена не приносила облегчения. Если удавалось пробраться незамеченным в проем в стене и отсидеться там – это был успех. Чаще всего не удавалось. От язвительных замечаний, издевательств и откровенных ругательств обида подкатывала прямо к глазам, но плакать было нельзя, тогда вообще проходу не дадут. Хуже всего, когда доставалось по шее портфелем или от внезапной подножки растягивался на полу, – все так дружно гоготали, и от обиды забывалось даже разбитое колено.

В итоге Он перестал ходить в школу: просто больше не мог. Когда лежал дома и лечил невесть откуда взявшийся гастрит, а когда просто саботировал тихие мамины уговоры, уходя все глубже в свою депрессию. Единственное, что увлекало Его и позволяло хоть как-то оживиться, – это изучение оружия, и чем оно совершеннее и мощнее, тем больше интереса. Вполне вероятно, что именно так внутри Него жила Его агрессия. No не помогала Ему выживать.

Мы общались с Ним целый год, и были определенные успехи: и гастрит реже, и школа чаще, и настроение веселее. А когда в работу включилась мама, прошедшая «родительскую» группу и приглашенная на совместную группу «родители-дети», нам удалось одолеть еще одну ступень. «Как я могу ждать от него, что он начнет защищаться и противостоять тому, что происходит в школе, когда сама не умею делать ничего подобного? Надо начать с себя!» – сказала эта замечательная мама и впервые вступилась за своего сына, поговорив с родителями одноклассников.