Припарка для целителя

— Мы оставили его светлость, великого и малодушного судью, прятаться в его маленькой башне, а дочери Рокаберти пришлось на коленях ползти к его величеству, напоминать ему о своих благородных родственниках.

Все это время перо писца скрипело, оставляя за собой ровные строчки.

— Он говорит о судье Арбореа, — сказал Бернат, не столько потрясенный, сколько заинтригованный. — Судья женился на дочери виконта Рокаберти, соединив этим два великих рода. Я догадываюсь, что этот человек на кушетке был в Альгеро. Но он не говорит о нем, как о своем повелителе.

— Сеньор Хуан, — спросил Исаак, — кто ваш повелитель? Послание его величеству от вашего повелителя?

— Мой повелитель, — пробормотал больной. — Моему повелителю нет дела, что будет с нами, после всего, что мы для него сделали. Но он еще получит весть от нас; он уже получил. Берегитесь, врач. Предупредите своего епископа, пусть оберегает спину. Он обязан мне жизнью. Они похитили у меня жизнь, они обязаны мне, все они… лишили меня жизни… все забрали себе… — Больной попытался встать, но рука Исаака легко лежала на его груди. Он мягко уложил его обратно на подушку. — Охраняйте его спину, остерегайтесь ученика! — выкрикнул он в тревоге и забормотал: — Учил его всему… Никто больше не знает того, чему я его учил. Воры… все они воры. Украли половину моего золота, но другой половины не получат. Он не настолько умен.

— Кто, сеньор Хуан? — спросил Исаак. — Кто не настолько умен? Как его имя?

— Я не вор. Я беру только то, что мне причитается. Я не вор. Это все тот проклятый парень. Он не понимает.

— Хуан, какой парень?

— Если б не я, он не смог бы… — Он умолк. — Скажите епископу… везде опасность… везде опасность… Гнали из порта в порт, как царства падают одно за другим.

Больной умолк, переводя дыхание, и Юсуф омыл ему лицо. Писец перестал писать и торопливо чинил перо.

— Ваш повелитель Мариано д’Арбореа? — спросил Бернат. — Вы из Альгеро?

— Будь они все прокляты! — закричал снова больной. — Воры, лжецы, предатели! Чтоб они сдохли в муках и гнили в аду со своими матерями, лживыми шлюхами!

— Он быстро отходит, — негромко сказал Исаак. — Я чувствую.

— Хуан, сын мой, — сказал Бернат, быстро вмешавшись между вопросами и душой на кушетке. — Не умирайте с проклятиями на устах. — И повернулся к остальным: — Я должен поговорить с ним наедине.

Но, прежде чем они собрались уходить, Хуан закорчился в последней агонии, выругался и затих.

Исаак приложил ухо к его груди и прислушался. Потом распрямился и коснулся пальцами его шеи.

— Он мертв.

— Не мирная кончина, — заметил писец, впервые нарушив молчание. — Правда, если б меня отравили, я бы тоже озлобился.

— Что мы знаем о нем? — спросил Бернат, он с недоумением хмурился, глядя на покойника. — Мы его похороним, но если у него есть родные, их нужно известить о его смерти. В кармане у него был кошелек с шестью су, потом мы нашли еще один, привязанный к телу, с пятьюдесятью золотыми мараведи. Деньги должны достаться его наследникам. Я их надежно спрятал.

— Мы знаем его имя, — сказал Исаак. — Если только оно подлинное. Боюсь, отец Бернат, он не так честен, как вы.

Сержант Доминго из стражи епископа заговорил впервые с тех пор, как вошел в комнату.

— Отец, если я понял, что говорил этот человек, он был причастен к чему-то скверному. Как он попал сюда? Был ли один? Где жил? Мы должны попытаться изловить его сообщников, которые должны знать ответы. Я не могу оставить без внимания угрозы его преосвященству. Если с ним были люди и они теперь способны говорить, мы должны их отыскать.

— Как будем это делать? — спросил Бернат.

— Я возьму одного из парней и поспрашиваю на ближайших фермах и в домах. Кто-то должен был видеть, как он здесь появился. Когда отыщу такого человека, начну искать того, кто видел его раньше.

— Мне нужно вернуться к пациенту, — сказал Исаак. — Я оставил с ним свою дочь, а ей очень нужно поспать.

Сержант Доминго привык вести жизнь, в которой успех приходит после разочаровывающих усилий — если вообще приходит. Его не удивило, что только одна из жительниц деревни заметила Хуана Кристиа, когда тот, шатаясь, подходил к замку.

— Он был пьяным, еле держался на ногах, — сказала она, дав плачущему ребенку подзатыльник, от чего он заплакал вдвое громче, — в такую-то рань. Как ему только не стыдно. Это он умер в замке? От пьянства, не иначе. Я твержу своему Роже, что с ним будет то же самое, и хорошо бы.

Женщина подхватила ребенка и повернулась к своему домику.

— Откуда он шел? — спросил сержант. — От монастыря или от города?

— От города, конечно, — быстро ответила она. — Будто монахи дадут ему столько вина, чтобы он так набрался.

— Спасибо, добрая женщина, — сказал сержант. — А где все остальные? — спросил он, оглядывая пустую деревню.

— В поле, где же еще, — ответила она, хлопнув себя по выпирающему животу. — Не могу нагнуться из-за этого, вот и остаюсь дома в эти последние дни.

Сержант и юный стражник поехали к городу Ла Бисбаль, по пути встретили еще двух людей; никто из них не видел на дороге незнакомца.