1. Проблема организации и дезорганизации поведения
В этой работе мы будем исследовать дезорганизацию человеческого поведения, механизмы его распада и восстановления. Совершенно понятно, что мы не первые на этом пути, поэтому возникает настойчивая необходимость определить свои методологические позиции, показать, на какой круг концепций мы опираемся и с какими из прежних работ расходимся.
Наша работа должна начаться с установления основных подходов к человеческому поведению, с установления терминологии и исходных принципов.
Мы живем в такую эпоху развития науки, когда правильная и полноценная работа возможна только в том случае, если термины и понятия строго соответствуют тому, что мы хотим ими выразить; мы знаем многих авторов, труды которых кончились неудачей, потому что новые мысли были скованы старыми и неадекватными способами мышления; примитивные концепты являлись здесь непреодолимой преградой для развития знания. Мы знаем и десятки других работ, в которых новые термины не опирались ни на какие новые представления и являлись привесками старых истин, не требующих выхода за пределы старых и всеми принятых терминов.
Слова выражают вполне определенные понятия, и если автор желает успеха своей работе, он прежде всего должен потрудиться, чтобы в ее основе лежали продуманные методологические концепты, выраженные в таких же продуманных словах.
Мы должны начать нашу работу с защиты основного для нее понятия «организация» и раскрытия тех принципиальных положений, которые мы мыслим под этим термином.
XIX в. внес значительные перемены в стиль и содержание научного мышления; огромный успех производственной техники, с одной стороны, и научной техники – с другой, укрепил надежду, что сложнейшие формы деятельности человека можно легко объяснить аналогией с машиной и что уже близко то время, когда важнейшие процессы жизнедеятельности будут поняты нами как механизмы машины значительно более сложной, чем машины, сделанной рукой человека, но построенной по точно таким же принципам.
Было бы интересно проследить всю историю естествознания XIX в. как историю аналогий, которые создавались исследователями, историю тех моделей, которые принимались за основу построения идеи о формах и механизмах жизнедеятельности человека. Эта история вскрыла бы неожиданно много наивных корней человеческого мышления, и действительно нет более увлекательной области, чем история научных идей, изложенная как история наивной философии.
Пожалуй, ярче, чем где-либо, эти наивные представления, это желание положить в основу науки несложные аналогии с известными, по возможности искусственными вещами, проявилось в истории учения о нервной системе и поведении.
Идея нервной системы как сложнейшей системы ряда отдельных аппаратов, действующих благодаря очень тонкой и подвижной связи, подобной той, которая совершается на телефонной станции, была положена в основу теории нервной деятельности почти с ее самых первых научных шагов, а во второй половине XIX в. казалось, что секрет этой сложной машины уже почти до конца понят. Мне вспоминается старинный формуляр, на котором писались истории болезни в психиатрических учреждениях того времени. На заглавном листе его неизменно фигурировала пестро раскрашенная карта мозга, и ведущий больного врач должен был заносить на нее с возможной точностью те поражения, которые «лежали в основе болезни».
Модель телефонной станции, блестящую критику которой недавно дал
В самом деле, если весь нервный аппарат состоял из отдельных нейронов и мозг являлся не чем иным, как сосредоточием их и тех проводов, которыми они связывались, то и все законы поведения неизбежно должны были быть сведены к
Здесь мы сразу вступаем в круг основных понятий, которыми оперировала почти вся современная психоневрологическая наука и которые неизбежно возникают из аналогии, принятой ею за основу.