Природа. Дети

Володя в тревоге. Но контролер не пришел. И тогда то же название станции выразило смену эмоций: «Вспыхнув алмазами в морозных разводах на стекле, брызнул в глаза свет над станционной вывеской: Балезино» (стр. 405). Теперь в звуках названия слышится надежда. И правда, тут же светлеет на душе — проводницы заботливо устраивают Володю в своем купе, кормят его.

Мысли героя передаются или в авторском изложении, или в формах не собственно прямой речи, или, наконец, во внутренних монологах, четко отделенных от авторского слова. Тут нет и следа свободных переходов от авторского голоса к голосу героини, которые определяют своеобразие «Вали». Больше того: автор иногда вторгается в повествование со своей резко и определенно выраженной оценкой позиции действующего лица.

Володя живет с матерью. У отца теперь другая семья. Жена отца просит не сообщать ее сыну Олегу, что у него есть брат. «Она хотела бы, чтобы Олег услышал это от нее самой... в свое время». (Позже мы узнаем, что и через пять лет не наступило «свое время».) Мать испуганно и торопливо обещает за Володю, что он не проговорится, «как будто это желание мачехи, о котором давным-давно было известно и которое почему-то исполняли беспрекословно, не было желанием глупым, низким и глубоко возмутительным» (стр. 408). (Этой резкой характеристике противопоставлен позже портрет матери Олега, обнаруживающий ее интеллектуальность и умелое воспитание сына.)

Важный элемент поэтики Пановой — тщательность и разносторонность психологических мотивировок поведения героя.

Здесь это проявилось особенно ясно в обозначении поводов, которые привели Володю к первому ответственному решению и его выполнению.

Летом Володя ездил со школой помогать колхозникам. Ему там понравилась Аленка, девушка из другой школы. Прощаясь перед возвращением в город, она сказала Володе вполголоса, опустив ресницы: «Придешь?»

«Он каждый день собирался пойти к ней, его звало и жгло [...]. После того «придешь» — какие должны быть слова! Из-под тех опущенных ресниц — какой должен вырваться свет! Чтоб сбылись неизвестные радостные обещания, данные в тот миг. Чтоб не уйти с отвратительным чувством разрушения и пустоты...

Ночные зовы были сильны,— он все-таки собрался» (стр. 411—412).

Но оказалось, что ему стали коротки штаны и рукава — Володя вырос. «Нельзя к ней в таком виде». Латышки, которые жили в одной комнате с Володей и его матерью, перестали ходить при нем полуодетыми и отгородили свою половину комнаты.

Все эти признаки перехода от отрочества к юности вызвали важные психологические последствия. Осознав возрастной перелом, Володя задумался не о новых правах и преимуществах, а о новой ответственности. Раскалывая дрова в сарае, Володя размышлял о том, что он втрое сильнее мамы, а она его кормит. Отец перестал им помогать, не отвечает на письма. «Хватит детства»,— думал Володя, яростно набрасываясь с топором на полено».

Ситуация разработана безукоризненно. Каждый повод в отдельности недостаточен для крутого решения — его вызвала их совокупность. Увлечение Аленкой, интерес к нему девушки, «ночные зовы», отгородившиеся ширмой латышки — впечатления одного порядка. Другой ряд наблюдений и мыслей, связанный с первым: ужас до чего коротки стали штаны, он ходит чучелом, а рука у него теперь хоть небольшая, но крепкая, «мужская, подходящая рука», она может его прокормить и одеть.

Наблюдения и мысли приводят к решению, а решение порождает действие. «Октябрьским дождливым утром он отправился искать работу». Прошел курсы и поступил слесарем на военный завод. Завод был далеко от города, с матерью Володя долго не виделся.

Приехав на Первое мая, Володя застал у матери немолодого лысоватого капитана. На столе — водка, закуска. Вот тут Володя и увидел тот блеск глаз, услышал тот смех, которые припомнились ему в разговоре с молодой проводницей.

«У матери родилась девочка.

Капитан перестал появляться раньше, чем это случилось. К нему приехала жена. Она ходила на квартиру к матери и жаловалась квартирной хозяйке и соседям, и плакала, и все ополчились на мать, разрушительницу семьи».

А Володя не мог защитить мать. «Почем он знал, какими словами защищают в таких случаях? И как защищать, когда он тоже осудил ее в своем сердце — гораздо суровее осудил, чем эти простые женщины» (стр. 417—418).

Так возникает конфликт между нравственным чувством и нравственным долгом Володи. Он осуждает мать, но ей плохо, она беспомощна — значит, он обязан ей помочь. И снова от решения к действию у него путь прямой.

Психический склад своего героя Панова обозначает последовательно. У Володи ум не только ясный, но и практически трезвый. Выход один, решает он: нужно перевезти мать в Ленинград. Володя пишет отцу: мать больна, пришли ей вызов. Получает раздраженный ответ. Тогда он и решает ехать один, без пропуска, а потому и без билета, чтобы подготовить переезд матери.