Природа фантастики

В европейских странах, в том числе и на Руси, тоже существовали свои рассказы об удивительном — о встречах со сверхъестественными существами или людьми, обладающими сверхъестественной силой (колдуны, ведьмы), об оживших мертвецах, о заколдованных кладах и пр. Возникновение подобных суеверий специалисты относят к эпохе раннего средневековья[82]. Тогда же начали складываться и рассказы о них.

Сложность здесь в том, что в отличие от китайских рассказов об удивительном они получили очень позднюю письменную фиксацию — в России уже в XIX–XX вв., когда стали активно собирать несказочную прозу. До этого, начиная с XVIII в. мы находим косвенные свидетельства их существования упоминания в литературе, пересказы.

В последнее время за такого рода рассказами в советской фольклористике укрепилось название быличек, для европейского фольклора фольклористы употребляют термин «суеверный меморат». Фольклористы выделяют еще бывальщины (суеверные фабулаты), которые тематически близки быличкам, но в отличие от последних в них более упрочен эстетический момент, это уже не фиксация факта, случая, а повествование новеллистического типа, порой включающее ряд эпизодов[83].

Из-за поздней фиксации и сложностей взаимоотношений веры и суеверия, новой и старой религий суеверные мемораты не оказали значительного влияния на письменную литературу средневековья, но в сознании народном и в быту они жили и были достаточно активны, чтобы позднее — в XVII–XIX вв. «прорваться» и в индивидуальное литературное творчество.

Интерес к удивительному, столь характерный для средневековья, находит себе обильную пищу и в многочисленных описаниях путешествий в далекие страны. На первый взгляд, может показаться, что сочинения европейского путешественника Марко Поло или араба ал-Гарнати не имеют отношения к художественной литературе. Наш современник, не задумываясь, отнесет их к литературе географической. Однако в те времена столь четкой дифференциации не существовало, описания путешествий также удовлетворяли спрос на занимательное чтение, и Б. Л. Рифтин справедливо отмечает в них «элементы повествовательности и занимательности», а хождения и путешествия считает неотъемлемой частью «средневековой системы литературы»[84].

Эти многочисленные хождения, рождающиеся как информационные рассказы, заложили основы еще одной разновидности повествований о необычайном, особенно пышно расцветших уже в собственно литературной фантастике более поздних эпох. К рассказам о чудесах далеких стран, столь популярных в средние века, восходят многочисленные космические одиссеи XX в., повествующие о путешествиях среди звезд, о чудесах чужой жизни и чужой цивилизации, возможно, столь же похожих на истину, как и рассказы средневековых путешественников о мифических животных экзотических стран. При этом новеллистического типа рассказ о необычайном событии, о встрече с чудом в современной фантастике зачастую сочетается с хождением «за три мира».

В средневековую Европу сведения о чужих странах, народах, других религиях и обычаях, о незнакомых европейцу растениях и животных приносили крестоносцы, праведники, ходившие по святым местам, миссионеры. Такие рассказы обильно уснащались вымыслами, в том числе и чудесами, и пополняли арсенал повествований об удивительном, одинаково популярных и на Востоке, и на Западе.

И. Ю. Крачковский писал в связи с сочинением арабского путешественника Абу Хамида ал-Гарнати, что «метод объединения на стержне космографического жанра серьезных и точных данных со всякими диковинками очень пришелся по вкусу последующим поколениям» и что «Абу-Хамид (ал-Гарнати) угадал спрос будущих поколений, и с этого времени жанр космографии, окрашенный элементами чудесного, делается особенно популярным»[85].

Задачам занимательности отвечал и самый стиль мышления средневекового путешественника. Современный ученый, попав в неисследованную местность или, предположим, на другую планету, постарается изучить новую для него область возможно более систематически. Путешественник же средних веков, отправлялся ли он с востока на запад или с запада на восток, фиксировал прежде всего то, что поражало его воображение, что не было похоже на привычное. И, таким образом, его рассказы об увиденном представляли собою тоже своего рода «повествования об удивительном». Так, Абу Хамид ал-Гарнати, дойдя до Хазарского моря (Каспий), рассказывает прежде всего, как там варят мясо прямо в горячей земле, и замечает, что «это — одно из чудес света»[86]. В неменьшей мере поражают его, южанина, замерзшие реки, по которым ходят и люди, и скот и на которых даже сражаются.