Природа и власть

1950-е годы на фоне германской катастрофы выделяются особенно резко. Однако в целом этот переворот был наднациональным, в итоге – глобальным феноменом, и проявился он не только в массовом благосостоянии, обусловленном благоприятной конъюнктурой, но, что еще более важно, в последствиях для окружающей среды. Во Франции и Италии развитие шло в значительной степени параллельно. Вито Фумагалли[218] называет идущее с того времени истребление последних лесов, садов и живых изгородей в долине реки По «окончательным решением». Согласно французскому экологическому исследованию 1990 года, с 1950-х годов ландшафт Франции изменился сильнее, чем за все предшествующие тысячелетия (см. примеч. 5).

В СССР коммунисты не стали развивать собственную концепцию технического прогресса, отличную от американского пути, а с безнадежным честолюбием бросились догонять Запад. Хотя среди русских революционеров изначально не было недостатка в защитниках природы, но презрительное отношение коммунистов к крестьянским традициям привело к такому небрежению в обращении с почвой, которое оставило позади даже западных капиталистов. К тому же в системе, где государство брало на себя решение всех проблем, возникающих вследствие узости специальных интересов, отсутствовало какое бы то ни было противодействие этому государству. Еще в 1930-е годы Советский Союз сохранял первенство в исследовании эрозии почв. Однако Хрущев страдал такой мономанией в вопросах повышения аграрной производительности, что превосходил в этом Сталина, и его мощные кампании по разведению кукурузы и хлопка, при которых игнорировались региональные особенности почв и гидрологии, привели к крупномасштабному экологическому фиаско в подверженных опустыниванию районах Центральной Азии. В 1960-е годы вследствие проведения Каракумского канала началось обмеление Аральского моря, а загрязнение озера Байкал целлюлозно-бумажными предприятиями приняло скандальные масштабы. В 1985 году русский писатель Валентин Распутин говорил, что для того чтобы стать участником экологического движения в Советском Союзе, «достаточно лишь вспомнить и сравнить, чем была наша Земля 20 или даже 10 лет назад и что с ней стало теперь» (см. примеч. 6).

Если в начале 1970-х годов, во время Стокгольмской конференции ООН по окружающей среде[219], экологическое движение еще считалось феноменом благополучия, богатых индустриальных стран, забывших, что такое голод и потому обратившихся к «постматериальным» ценностям, то с тех пор выяснилось, что третий мир затронут экологическими проблемами даже более тяжело и более непосредственно, хотя преобладают там скорее традиционные беды, не столь занимательные для современных экологов. С начала «Зеленой революции» к традиционным и там добавляются проблемы, обусловленные решением проблем предыдущих. Хотя «Зеленая революция» началась в 1950-е годы с появления в Мексике «мексиканской» или «чудо-пшеницы» (Miracle wheat)[220], но развернулась полностью только в 1970-е одновременно с экологическим движением и в некоторых моментах – например, в замене масштабного применения ДДТ на щадящие методы борьбы с вредителями, – несомненно, использовала опыт экологической критики. Невзирая на это, она, как и вторая аграрная революция в индустриальных государствах, приводит к массированному применению химических удобрений, часто – к повышению объемов орошения со всеми соответствующими последствиями, и всегда – к нарушению тех небольших замкнутых круговоротов веществ, на которых в течение тысяч лет держалась экологическая стабильность земледелия. Мексиканские крестьяне, первое время получавшие минеральные удобрения бесплатно, позже оказались втянутыми в порочный долговой круг, ведь они больше не могли обходиться без покупки удобрений, а вдобавок к ним и пестицидов. Их судьба типична для мелкого крестьянства в странах третьего мира. Даже в азиатском рисоводстве, которое при применении традиционных методов обходилось почти без удобрений, вперед выходят культивированные японские сорта, зависимые от химических удобрений и разрушающие прежнюю органическую экологическую стабильность рисовой культуры (см. примеч. 7).

В исторической перспективе одно видится четко: прежние, неистощительные аграрные реформы даже помимо желания их авторов тяготели к мелкому и среднему крестьянину, который контролировал весь свой небольшой клочок земли и в собственных интересах вкладывал в него все силы. Экологические проблемы интенсифицированного сельского хозяйства компенсировались активным отношением крестьянина к своей земле. Сегодняшнее технологизированное и химизированное сельское хозяйство, наоборот, тяготеет к крупным предприятиям; высочайшая интенсификация возможна сейчас на обширных территориях. В связи с этим властные структуры еще активнее проникают в сельский быт и разрушают крестьянское натуральное хозяйство в таких масштабах, какие в XX веке еще были невозможны.