Чем меньшее доверие вызывает государственный интервенционизм в господствующей экономической доктрине, тем громче становятся призывы о рыночных мерах и в экологической политике. Действительно, на это есть важные причины: сами промышленники, как правило, много лучше, чем государственные надзорные инстанции, осведомлены о том, какие возможности экономии энергии скрыты в производственных процессах и как уже на этой стадии можно предотвратить образование вредных веществ. Наиболее эффективным обычно оказывается то, что хозяйственники делают в собственных интересах, а не в исполнение приказов сверху. Действительно, между промышленностью и общественными инстанциями и в Центральной Европе, и в англо-американском мире уже задолго до эры экологии сложились полезные формы кооперации в экологических вопросах. Однако опыт показывает также, что в вопросах охраны среды экономические рычаги начинают действовать только тогда, когда в случае отказа возникнет угроза государственного налогообложения. По собственной инициативе промышленность часто не обращается даже к таким мерам по предотвращению вредных выбросов, которые улучшают использование топлива, но первое время были элементарно обременительны. И те «экотехнологии», в которых Германия к настоящему времени стала ведущим мировым экспортером (фильтры, очистители, установки для вторичной переработки отходов), вводятся часто только под давлением государства. Кроме того, экотехнологии, приносящие прибыль, в основном представляют собой меры предосторожности «на конце трубы», то есть всего лишь перераспределяют вредные вещества, убирая их подальше от глаз, но создавая новые проблемы. Для многих веществ вторичная переработка еще более экологически вредна, чем захоронение (см. примеч. 87).
Некоторые виды экологической политики, отвечающей условиям рынка, ведут к повышению социального неравенства. О победителях и проигравших в экологическом дискурсе говорят мало. Планы экологического налогообложения, как само собой разумеется, не берут в расчет вековое стремление социальной политики снизить бремя налогов на предметы потребления, перенеся центр тяжести на подоходные налоги и налоги с корпораций. Торговля квотами на промышленные выбросы в итоге ведет к тому, что большую часть прав на атмосферу получают самые мощные и богатые предприятия – крайне деморализующая перспектива, если учесть все усиливающуюся концентрацию мирового капитала!
После поражения социализма экологизм остался единственной всемирной идеологической альтернативой к абсолютной гегемонии корысти и потребительства. Нельзя сказать, чтобы экологическое движение до сих пор сознательно и эффективно использовало этот шанс. Если оно будет считать, что для него важно не счастье людей, а исключительно природа ради нее самой, оно поставит себя вне любой социальной политики. Кроме того, часто оно теряет сопротивляемость, впадая в полную зависимость от глобализационной риторики и делая из лозунга «промышленные выбросы не знают границ» не вполне логический вывод, что защитник природы обязан активно содействовать ликвидации любых границ. При этом давно уже понятно, что неограниченное глобальное соревнование является помехой не только для любой социальной, но и для любой экологической политики. Сохранение красоты мира и человеческого счастья можно представить себе не в условиях неудержимой всемирной конкуренции, а лишь на основе бесконечного многообразия социальных и экологических ниш: тех самых индивидуальных окружающих сред в толковании Юкскюля, в которых нуждается для своего благополучия каждое живое существо.
Государственные аппараты остаются в конце концов единственным противовесом, по крайней мере потенциальным, всесилию интересов частного капитала. Нужно признать и то, что довольно часто государства эту функцию не выполняют или выполняют не слишком умно. Опыт показывает, что экологический разум развивается не столько через всесилие государства, сколько через постоянные обсуждения между государственными инстанциями и обществом. Тем не менее одними согласительными процедурами, без обязательных правовых норм и инструментов реализации, экологическая политика не может иметь серьезных шансов во всех вопросах, не отвечающих частным интересам предпринимателей. Опыт всемирной истории учит ценить западную традицию оформления всего и вся в виде прав и обязанностей. Нередко эта традиция имеет высокую цену – изнуряющее и затратное правовое производство, но опыт показывает, что полностью пущенный на самотек процесс установления экологических норм, когда главные участники неформально договариваются друг с другом, приводит к профессиональным сговорам и игнорированию интересов третьих лиц.