Другая пара персонажей, между которыми прослеживается целый ряд параллелей, – Базаров и Павел Петрович. Оба в конце романа оказываются «мертвы»: один в прямом смысле, другой – в переносном. Оба проецируют свою подавляемую жажду любви на Фенечку: Базаров – из-за недоступности Одинцовой, Павел Петрович – из-за княгини Р. В конце концов оба, говоря словами Базарова, «поставили на карту женской любви», проиграли и «опустились до того, что ни на что не стали способны» [Тургенев 1978а, 7: 34]. Приверженность Базарова физиологии и «естественным наукам» полностью подвела его. Если в начале романа он уверенный в себе ученый («Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой» [Тургенев 1978а, 7: 78–79]), то непрошеная любовь превращает его в разочарованного молодого воздыхателя, вымещающего злость как раз на отдельных деревьях:
В разговорах с Анной Сергеевной он еще больше прежнего высказывал свое равнодушное презрение ко всему романтическому; а оставшись наедине, он с негодованием сознавал романтика в самом себе. Тогда он отправлялся в лес и ходил по нем большими шагами, ломая попадавшиеся ветки и браня вполголоса и ее и себя [Тургенев 1978а, 7: 87].
Более того, Базаров ассоциируется с древесными образами в не меньшей степени, чем главные женские персонажи связаны с цветами. Уже в начале он показывает себя специалистом по выращиванию деревьев, а позже признается Аркадию, что осина, растущая на краю ямы в скромном имении Базаровых, напоминает ему о том, как в детстве он верил в волшебные свойства этого места. Также легко провести связь между этим деревом и осиновой рощей, которую видит Николай Петрович, когда его угнетает печаль по поводу того, что Аркадий дал ему почитать «Kraft und Stoff», – осиновой рощей возле болота, где повзрослевший Базаров теперь ловит лягушек для медицинских опытов, а не размышляет, подобно старшему Кирсанову, о волшебстве природной и рукотворной красоты [Тургенев 1978а, 7: 41, 118]. В разговоре по душам с Аркадием Базаров ядовито называет себя «самоломанным», что тоже может напомнить образ поломанного дерева, и раздражается, когда его приятель романтично сравнивает падающий на землю кленовый лист с бабочкой [Тургенев 1978а, 7: 119, 121–122]. Позже Аркадий в разговоре с Катей размышляет об этимологии слова «ясень» и замечает, что она, в отличие от Базарова, не упрекает его в домыслах о метафорическом значении природного мира [Тургенев 1978а, 7:155].
В главе 21, когда Базаров уезжает от родителей, впервые за три года проведя у них три дня, его мать наконец пересиливает свое горе и находит слова утешения для павшего духом мужа:
«Что делать, Вася! Сын – отрезанный ломоть. Он что сокол: захотел – прилетел, захотел – улетел; а мы с тобой, как опенки на дупле, сидим рядком и ни с места. Только я останусь для тебя навек неизменно, как и ты для меня». Василий Иванович принял от лица руки и обнял свою жену, свою подругу, так крепко, как и в молодости ее не обнимал: она утешила его в его печали [Тургенев 1978а, 7: 128–129].
«Опенки», про которые говорит Арина Власьевна, – широкое понятие, включающее различные виды грибов, которые растут на пнях сломанных или поваленных деревьев. Это очень удачная древесная метафора для описания того, как сын безвозвратно отломился, оторвался от родителей, оставив их укоренившимися на пне его отроческого дома, где они и продолжают терпеливо держаться на месте слома. В заключительном абзаце своей новаторской статьи 1856 года о сборе грибов С. Т. Аксаков описал порядок, в котором более дюжины растущих в России видов съедобных грибов появляются в течение года, и именно опенки завершают его – это последние грибы, которые можно собирать перед наступлением зимы [Аксаков 1955–1956,4:597]. Образ двух старых грибов, горюющих над своим навсегда улетевшим соколом, найдет отражение на последней странице «Отцов и детей», когда они будут вновь, теперь уже нескончаемо, горевать: они становятся на колени, горько плачут, молятся и смотрят на «немой камень, под которым лежит их сын» [Тургенев 1978а, 7: 188][243]
.