Одним из экспертов был Ларри Смит, ветеран службы в ФБР. Поначалу он скептически относился к тому, что полиция могла допустить ошибку, — ведь как-никак все четверо дали признательные показания. Зачем невиновному человеку заявлять о том, что это он совершил преступление, да еще и такое отвратительное? Но чем больше Смит вчитывался в материалы дела, тем сильнее становились его сомнения. Никаких реальных доказательств того, что осужденные вообще когда-либо находились на месте преступления, так и не было обнаружено. Более того, ни один из них никогда ранее не выказывал ни малейшей склонности к столь неудержимой жестокости, с какой было совершено убийство. Все доводы сводились к тому, что подозреваемые сами во всем признались. Но даже их показания вызывали немалые сомнения — уж слишком много в них было противоречий и недостоверной информации; тем более, кто знает, каким образом удалось добиться признаний: не исключено, что с применением морального давления и запугивания подозреваемых с помощью лжи[24]
.«Признание не является главной целью допроса, — заявил Смит в интервью газете
После некоторых размышлений Кейн все-таки согласился с доводами независимых экспертов и принес публичные извинения перед тремя из осужденных (Эрика Уилсона, осужденного за причастность к изнасилованию, на тот момент уже выпустили из тюрьмы, где он провел более восьми лет; перед ним Кейн извиняться не стал). Мужчинам было разрешено покинуть тюрьму, но судимость, тем не менее, осталась непогашенной. Так что, как бы ни сложилась их жизнь в дальнейшем, на них все равно будет висеть клеймо преступников, совершивших покушение на половую неприкосновенность личности[25]
. (Главным условием освобождения был длительный контроль над каждым из них — кажется, в двадцать лет.)В 2008 году Кейн в радиоинтервью признался, что его действия — скорее уступка, а если точнее — вынужденная мера. «Некоторые так называемые правозащитники просят, чтобы суд не принимал во внимание все признания, полученные в ходе слишком долгих и слишком упорных допросов… Но это абсурдное требование. Я не верю, что человек признается в том, чего он не совершал», — заявил он.
Кейн не одинок в своих утверждениях. Соул Кассин, профессор нью-йоркского Колледжа уголовного правосудия им. Джона Джея, — эксперт в области психологии ложных признаний. Где бы он ни выступал с лекциями, аудитория всегда одинаково реагирует на поставленный им вопрос: «А как бы поступили вы в таком случае?» — «Ну, я бы так никогда не сделал. Ни за что не признался бы в том, чего не совершал. Это же очевидно!» — говорят люди. По словам ученого, присяжные заседатели, вынося вердикт, руководствуются той же логикой. Действительно, раскаяние — чрезвычайно сильное доказательство вины. Судебная практика однозначно указывает на то, что человека, сознавшегося в совершении преступления, наверняка ждет суровая участь, — даже в том случае, если присяжные заподозрят, что признание было получено нелегитимным путем, под угрозой применения насилия. Кстати, иногда присяжные настаивают на том, что признание подсудимого — решающий фактор, повлиявший на их решение. «Не думаю, что судьи долго думают над приговором, если в протоколе зафиксировано признание, — говорит Кассин. — В этом случае они считают, что просто обязаны вынести соответствующий приговор — обвинительный, разумеется».
Так или иначе, признание (или раскаяние) формирует отношение к человеку, который по известным только ему причинам возлагает на себя вину в совершении преступления, и это может повлиять на исход дела задолго до судебного разбирательства.
Соул Кассин вместе со своей коллегой Лизой Хэйзэл провели эксперимент, в котором, не зная об этом, участвовали студенты колледжа. На одном из занятий Лиза растерянно сказала, что забыла кое-что важное у себя в кабинете и что ей нужно ненадолго отойти. «Кто хочет, может пока перекусить в столовой», — сказала она.
Через пару минут после того, как она покинула аудиторию, с преподавательского стола исчез ноутбук. По просьбе Лизы и Соула его взял человек, заглянувший в аудиторию, якобы привлеченный шумом.