Прирожденные лжецы. Мы не можем жить без обмана

Газзанига, тщательно наблюдавший за состоянием пациента, однажды провел небольшой эксперимент. Посадив Дженкинса перед экраном, он попросил его не отрываясь смотреть на точку в центре. Время от времени на экране, поочередно то с левой, то с правой стороны от точки, появлялись примитивные изображения. Картинки задерживались не более чем на доли секунды — с тем расчетом, чтобы Дженкинс не успевал переводить на них взгляд. Тем не менее, когда справа появлялась картинка с изображением шляпы, левое полушарие мозга испытуемого успевало адекватно оценить изображение. Когда Газзанига спрашивал, что Дженкинс видел на экране, тот, естественно, отвечал, что заметил шляпу. Но, как ни странно, когда та же картинка появлялась слева от точки, Уильям терялся, не зная, что сказать. Конечно, его правое полушарие успело воспринять информацию (заметить шляпу), но испытуемый никак не мог объяснить, что видел: его правое полушарие как будто… онемело, но не перестало адекватно воспринимать информацию. Когда Газзанига показал Дженкинсу распечатки с картинками и попросил его левой рукой показать, какую из них он только что видел, Уильям всё сделал правильно. Правое полушарие точно знало ответ на поставленный вопрос, но оно не было готово к вербальной коммуникации. У обычного человека подобных проблем не возникает, так как в аналогичном случае правое полушарие обратилось бы к своему брату-близнецу, чтобы найти верное слово и назвать предмет, и сделало бы это посредством corpus callosum. Но, поскольку подобная связь у Дженкинса отсутствовала, он просто не имел такой возможности и не мог сказать, что видел.

В другом эксперименте заинтригованный Газзанига завязывал Уильяму Дженкинсу глаза и просил подержать в руках какой-нибудь легкоузнаваемый предмет (например, кофейную чашку или расческу). Когда Дженкинс держал этот предмет в правой руке, для него не составляло большой трудности определить, что он держит. Но стоило перенести чашку или расческу в другую руку, он тут же терял дар речи.

Именно тогда Газзанига пришел к теме, которую ему предстояло исследовать и разрабатывать на протяжении всей своей жизни: человек не один, их всегда «двое». И левое и правое полушария нашего мозга функционируют как две независимые друг от друга системы, словно бы они — два человека, заключенных в одно тело. Левая сторона мозга ответственна за логическое и аналитическое мышление, в нем рождаются процессы, руководящие речью и письмом. Правая сторона, в свою очередь, нема и неграмотна, но именно она обладает невероятными возможностями[33]. Именно правое полушарие лучше воспринимает материальные и нематериальные объекты (например, лица и понятия), оно же вдохновляет нас восхищаться музыкой или произведениями искусства. Безусловно, обе эти системы взаимосвязаны между собой. Но, тем не менее, они независимы. Разрыв связующего звена между ними обнаружил разделение сознания на две составляющие. Доктор Генри Джекил чувствовал это.

Газзанига долгое время изучал, могут ли части разделенного мозга каким-то образом связываться между собой. И в результате пришел к выводу, что, даже если между полушариями отсутствует непосредственная связь, они способны найти иные способы взаимодействия друг с другом.

В одном из экспериментов, разработанных Газзанигой, пациента с разделенным мозгом просят левой рукой залезть в плотную сумку и на ощупь определить, что в ней находится. Как правило, там лежит самый обыкновенный предмет, например карандаш. Но не все так просто: несмотря на примитивность задания, испытуемый, а точнее его правое полушарие, не может быстро дать правильный ответ. Тем не менее «немая» часть нашего мозга не сдается, она ищет хоть сколько-нибудь подходящий способ связаться со своим соседом слева. Мы уже знаем, что большая часть осязательных ощущений воспринимается полушариями по отдельности. Но и в этом правиле есть свое исключение: болевой импульс достигает обоих полушарий сразу. Смутно догадывающийся об этом пациент надавливает ладонью на заостренный кончик карандаша. Боль тут же достигает обеих полушарий мозга, так что теперь он, по крайней мере, знает, что в сумке находится что-то острое. Отталкиваясь от этого, мозг начинает угадывать, чем же этот предмет может оказаться. Пациент говорит: «Это булавка… или иголка… а может быть, это карандаш…» Вскоре он уже точно называет предмет, находящийся в сумке.

Согласитесь, этот эксперимент демонстрирует изумительный пример хитрости нашего мозга и нервной системы в целом. Даже если полушария не имеют возможности связаться между собой напрямую, они начинают искать пути к взаимодействию, используя особенности организма и внешние факторы окружающей среды.

* * *