Прирожденный воин

...Звук взрыва впереди, мощный поток встречной пыли, готовой сбить с ног и рук ползущих на четвереньках людей – это всё кажется началом конца. Спереди раздаются стоны.

– Что там? – кричит Азиз, но голос его слаб, хрипит и не имеет уже командирской властности. Азиз сам понимает, что это конец.

Никто ему не отвечает.

– Ей, кто там впереди?..

– Заминировано... Завалило...

– Кто остался? Называй!

Откликаются только двое боевиков впереди компьютерщиков. Значит, в живых осталось только семь человек. И впереди нет выхода.

– Назад! Будем прорываться! – командует Азиз.

И тут же слышит сзади голос:

– Сдавайся, Азиз! Или ты просидишь в этой дыре до скончания века... Сдавайся... Ползком, да ещё задом наперёд – не прорываются... У тебя нет никакой возможности для сопротивления!

Запах гари мешает дышать и соображать. Запах всё усиливается. Воздух не может выходить с той стороны, куда они ползли. Там путь перекрыт наглухо.

Азиз молчит, соображает.

– Азиз... – теперь уже в разговор вступает другой человек. – Выползай! Я хочу поговорить с тобой. Мы так давно не виделись...

– Кто ты?

– Подполковник Разин. Помнишь старшего лейтенанта Разина? Вот... Теперь я подполковник...

Азиз опять не отвечает. И тут слышит стук, словно кто-то скребётся впереди и чуть сбоку.

– Что это? – спрашивает Каховский.

– Тихо... – шепчет Азиз. – Тихо...

– Азиз! Что ты молчишь? – голос Разина спокоен. Он знает, что Азизу не выбраться. – В этой дыре даже погибать неприятно... Выбирайся...

– Я подумаю... Дай мне несколько минут... – отвечает Азиз, а сам прислушивается.

Кто-то пробивается к лазу сбоку, должно быть, с другого лаза.

– Думай... – благодушно разрешает Разин. – Если не задохнёшься там...

Шевелится камень... Шевелится... Это могут быть и враги... Но враги уже не страшны, когда ты и без того в их руках. Ты в безысходности... А в безысходности спасти может только чудо...

Может, там скребётся именно чудо?

Луч фонарика! Не выстрел! Это и есть чудо...

Ход сбоку! Конечно, это чудо...

– Стреляю при любом крике... – предупреждает Азиз компьютерщиков. – Мне уже нечего терять...

– Сюда... – шёпот еле доносится до Азиза.

– Кто там? – так же тихо спрашивает и Азиз.

– Это Талгат! Сюда! Последний, кто выберется, заваливает дыру... За мной...

Первыми навстречу лучу фонаря проползают, разрывая одежду об острые края лаза, компьютерщики, потому что дыра открылась прямо против них. Потом и боевики, по очереди, с двух сторон. Дыру заваливает Азиз. Себе он доверяет больше, чем другим. И очень старается. Чтобы ни один камень не пошатнулся и не выдал их. Искать будут. Это не подлежит обсуждению. И обязательно найдут, если даже этот проход нашли и вычислили его назначение. Но на это придётся потратить много времени. А время сейчас оценивается жизнями...

Новый ход ещё более узкий, чем предыдущий. И луч фонаря всё отдаляется и отдаляется. Видно, что седобородый человек, время от времени попадающий лицом в свет, ползёт задом наперёд – в проходе не развернуться. Хорошо хоть, этот лаз не такой длинный, как предыдущий. Луч внезапно уходит куда-то вверх и не натыкается на видимый ползунам потолок... Основные мучения кончились...

Но что ещё впереди?

3

– Ты что такой весёлый?

Это лысый, в очередной раз обернувшись, удивляется блуждающей улыбке Пулата.

– Я не весёлый... Я недоумевающий... Не понимаю, что вам от меня надо...

Пулат ведёт себя уверенно, не показывает ни страха, ни сомнения.

– Как твоего друга зовут?

– Которого?

– Который убежал...

– Он слишком быстро бегает. Я не успел спросить...

Лысый хмыкает и трёт руку. Должно быть, пальцы после столкновения со лбом Виталия дают себя знать. Завтрашний день придётся такому крупному человеку встречать в гипсе. И всё вроде бы ненароком. Впрочем, это ещё вопрос, на который нельзя ответить утвердительно, – будет ли для него таким же благополучным завтра, каким кажется сегодня...

– А ты кто такой?

– Пенсионер. По инвалидности...

Сказано с гордостью, но не добавлено, что военный.

– И что ты, пенсионер по инвалидности, там делал?

– Где?

– В игровом зале...

– Работал.

– Работаешь там?

– Не-а... Я же говорю, пенсионер... А работаю я... Когда кто выиграет, я его уговариваю такое дело обмыть... Всегда кто-то согласится угостить...

– Халявшик?

– Сам ты... держиморда. Мог бы и ты угостить. За необоснованное беспокойство.

– Соляной кислотой... – Лысый отворачивается.

Это уже хамство, а Пулат не любит, когда ему хамят. Но пока роль заставляет его терпеть и это, однако в память себе, как в записную книжку, он ситуацию записывает. Пулат где-то читал, что все нечестные люди со временем лысеют. Это вовсе не говорит о том, что все лысые нечестные, но нечестный человек не может быть волосатым, как Доктор.