Прирожденный воин

– Вытолкал около метро... Даже станцию не посмотрел, как называется... Я тот район плохо знаю. Куда он запропаститься мог? Если эти все в сборе, как мой слесарь говорит, то...

Пулат загадочно молчит. Хорошо знающий манеру друга поднимать глаза к небу, Ангел сразу понимает, что у «маленького капитана» появилась мысль.

– Знаешь?

– Догадываюсь...

Автослесарь выходит с чистой влажной тряпкой. Вытирает куртку Пулату. Виталий снимает её, забирает тряпку и начинает работать сам. Благо вода из-под крана в стене потихоньку течёт, не переставая.

– Так где он может быть? – интересуется загадочным поведением Виталия и Тобако.

– Мы заедем туда, посмотрим...

– Андрей! Поехали... – зовёт Доктор. – Нам пора...

– Рассказывай... – Тобако настаивает.

Пулат в ответ только улыбается своей почти детской улыбкой.

* * *

– Надо же!.. – с детской непосредственностью удивляется Пулат. – Такая красивая машина, а ее еще не угнали... Просто не верится в ротозейство московских угонщиков... Нам, кстати, на другую сторону. Разворачивайся и поезжай за мной...

Он принимает из рук Ангела документы на машину и ключи. Рассматривает бланк доверенности, только что изготовленный им собственноручно. Подпись не очень похожа, но это не будет волновать гибэдэдэшников. На подпись они никогда внимания не обращают.

– На другую сторону? – не понимает Ангел. – В казино, что ли?

– Туда...

– Что там делать?

– Сыграть хочу...

Ангел не понимает намерений друга, тем не менее терпеливо следует за «Тойотой RAV-4», разворачивается на ближайшем перекрёстке и выходит на том самом месте, где недавно стояли машины «качков».

– Он там! – уверенно сообщает Пулат.

– Кто? – Ангел по-прежнему не понимает.

– Ракчеев...

– Он что, с умом не дружит? Его в этот района теперь несколько лет палкой не загонишь... Так бежал!.. От бешеной собаки так не бегают...

– Пойдём...

Ангел хмыкает, но идёт за Виталием. В зале игровых автоматов по-прежнему полумрак. Но Пулат сразу различает знакомую фигуру за тем же самым автоматом, где Анатолий играл раньше. И сразу направляется туда. Ангел идёт следом.

– Как успехи, прогульщик? – Пулат кладёт руку на плечо Ракчееву.

Тот поворачивается, и смотрит грустными глазами побитой собаки. Отнюдь не бешеной...

– Всё спустил? – понимает Пулат.

– Десять рублей осталось...

– Тебя Басаргин заждался...

– Я думал, на пять минут заскочу... Может, думал, полоса ещё не кончилась... Игра же всегда полосами идёт... Сначала пошло... Не как в прошлый раз, понемножку, но пошло... А потом, как дорожная пробка...

– Поехали, поехали... Сбереги последние десять рублей... – Виталий берёт Ракчеева под руку и почти тащит. Точно так же, как недавно тащил его с крыльца этого же казино.

Но теперь-то впереди нет забора из тяжеловесных «качков», и бояться Ракчееву некого...

3

Кошмары, приходящие порой во сне, бывают именно такими. Тогда знаешь, что это сон, но страдаешь по-настоящему, даже проснувшись. Засыпаешь и начинаешь снова страдать. И так повторяется всю ночь. И во время засыпания, и во время просыпания, и во время сна. И даже полностью проснувшись, чувствуешь разбитость, словно по тебе трактор туда-сюда ездил.

Вся дорога сквозь пургу кажется Лёне Борману именно таким кошмаром. После первых четырёх часов пути, отогревшись и разомлев в гроте, хотя и наглотавшись сладковатого елового дыма и даже вздремнув слегка, он поверил в себя, в свои силы, в свой дух, который позволяет ему идти на характере так же, как другие, более сильные физически, идут на природном здоровье. Сейчас, во время дальнейшего пути, он уже понимает, что верить в себя ему ещё рано. Он не идёт, он тащится. И оттого, что Миша Каховский, которому Лёня наступает на пятки, идёт точно так же, легче не становится. Наверное, впереди таким же манером передвигается и Георгий Проханов.

Иногда Лёне кажется, что он не идёт, а смотрит на себя, идущего, чуть сверху... Смотрит так, как не может смотреть человек, – сквозь пургу. Он где-то слышал или читал, что такое происходит в момент клинической смерти. Может, она уже наступила?

Минуты тянутся, становятся, наверное, часами, а часы мелькают, превращаясь в минуты. Все перемешалось в голове, пропало, куда-то потерялось умение думать и соображать. Если бы он сейчас упал, то не сразу сообразил бы, что надо встать. Но упасть не позволяет канат. В те редкие секунды, когда сознание возвращается, очень хочется упасть и не вставать. Осознанно... И будь, что будет, потому что хуже быть уже не может...

Из снега появляется фигура Талгата.

Талгат не может быть живым человеком. Живые люди такими не бывают... Он вокруг себя канат не обмотал, как приказал сделать другим. Он только тянет его не устающей никогда рукой. А иногда оставляет конец каната идущему вторым Азизу, а сам останавливается, пропускает мимо себя весь строй, до последнего человека, чтобы проверить, кто как идёт.